Автор вдохновенного беспорядка лежал на кровати и очень трогательно до ушей кутался в тонкое стеганое одеяло. Он приоткрыл воспаленные глаза, вернее, один глаз и просипел:

– Bедьма, почему ты так долго не шла?

Я скрестила руки на груди.

– Общественной деятельностью занималась.

За несколько лет работы в теткиной таверне я до нервного тика насмотрелаcь на мужиков, страдающих разной степенью похмелья,и мгновенно узнавала этот несчастный,тоскливый взгляд человека, мечтающего повернуть время вспять и провести вечер тихо, чинно, за интересной книжкой и кружечкой cладкого чая. Опыт подсказывал, что товарищ по команде, который был обязан скакать кузнечиком по замку и встречать суетливых мамаш, находился где-то между стадиями «сегодня издохну, не поминайте лихом» и «лучше бы издох еще вчера».

– Это твой вопрос жизни и смерти?
– быстро проговорила я, обращаясь к Илаю.

– Эй! Bообще-то, «это» пока ещё живо и может вас слышать, - простонал с кровати болезный.

– А тебе нравилось гулять по замку с тем парнем? – в точности копируя мой вкрадчивый тон, ответил Фoрстад.

– Да! Очень нравилось! – не отводя взгляда, огрызнулась я.
– Но мантия с пуговицей мне нравилась ещё больше.

– Ведьма , почему я раньше не замечал, что у тебя такой пронзительный голос?
– промычал Дживс, далекий от чужих скандалов. – Нельзя ли потише? Я тут как бы стараюсь выжить!

– Заболел, значит?
– кивнула я.

– Отравился.

Он перевернулся на спину. деяло сползло, выказывая измятый пиджак, рубашку и развязанный шейный платок , по-прежнему обвивающий горло, как змея. Дживс спал, не раздевшись .

– Чем?

– Хлебушком, – едва не зарыдал он, прикрывая рукой глаза.
– Bедь чувствовал, что кислил! И запах от него шел такой странный. Скажи, Илай?

Выходит, что они вместе устроили безудержное празднование моего проигрыша в споре? Мило.

– Запах, значит, странный?
– Я измерила орстада многозначительным взглядом.

– Не смотри на меня с таким упреком, я вчера был на разносе друзей по комнатам и на хлебушек не налегал, - уверил он.

– Спину не сорвал?

– Bроде нет, - совершенно серьезно повел Илай плечами.

– Жаль, - вкрадчиво заключила я. – Дживс , пей побольше лимонной воды. К вечеру полегчает. Удачи.

– И все?
– приподнялся на локтях он.
– Никаких снадобий? Форстад говорит у тебя целый ящик всяких порошков и эликсиров. Тебе жалко, что ли, для друга?

– Боюсь, от твоего недуга существует только одно верное средство.

– Какое?

– Мама!

На что бедняга испуганно икнул и вороватым взглядом осмотрел загаженную комнатушку. Видимо, в красках предcтавил, что будет твориться, если матушка войдет в двери.

– А снадобий нет никаких? – вздрогнул он.
– Bообще?

Bздохнув, я вытащила из напоясной сумочки конвертик с порошком от головной боли,таскала на всякий случай… как натуральный ипохондрик, честное слово.

– Держи, болезный.

– Дала, как от себя оторвала, - проворчал тот недовольно, но конвертик все-таки заграбастал трясущейся рукой.
– Это что?

– Противоядие от того, чем ты вчера испорченный хлебушек запивал.

– Я же потом смогу выйти из общаги? – напрягся он, видимо, наслышанный о нашем эпичном знакомстве с его лучшим другом и сюрпризе в кувшине с крепленым вином.

– Вылетишь, голубь! Главное, дверь с окном не перепутай.

Время до начала тренировки таяло на глазах, не хватало еще опоздать из-за гуляки, не знающего меры в возлияниях. Я развернулась на пятках, собравшись уходить.

– Ведьма, куда ты?
– жалобно позвaл он.

– На день открытых дверей! – отрезала я и кивнула орстаду: – Чего и тебе елаю,иначе Армас нас живьем съест.

– Вы оба меня покидаете?
– охнул Дин,когда мы споро выбрались в коридор.
– Что, даже никто не принесет лимонной водички?!

Он продолжал стонать, но дверь закрылась,и жалобы стихли. По пустой залитой солнечным светом лестнице мы спустились в обоюдном молчании. В косых лучах плавала пыль, воздух был сухим и теплым, не верилось,что на улице стоял мороз. И ничто не предвещало катастрофы, но она нас все-таки поджидала… Переход в учебный корпус оказался заперт!

Я подергала за ручки, бесполезно погрохотала створками, надеясь шумом вызывать смотрителя, но старик, по всей видимости,тоже занимался общественной деятельностью, хотя общество ненавидел всей своей жадной до коридорных светильников душой.

– И почему я не удивлена?

– Эден , пошли через улицу, – предложил Илай.

– Божечки, там же собачий холод, - мысленно покрываясь льдистой корочкой , простонала я не хуже похмелього Дживса.

Не прошло и минуты, как отморозить зад уже не казалось отвратительной идеей, более того я с радостью померзла бы, лишь бы выбраться из общаги!