Они избавлялись от ненужной одежды, боясь разорвать поцелуй. Им обоим казалось, что стоит отодвинуться друг от друга, как сон закончится, и все исчезнет, и больше не будет такого шанса, что утром они оба, возможно, пожалеют о сделанном, но сейчас они наслаждались этим безумием. Сладким, неистовым, запретным безумием...

Вадий прижал Викторию к стене, она забросила ногу ему на спину… Все произошло торопливо, на одном стоне, на одном вздохе, на одном стуке сердца.

– Я люблю тебя, – шептал он ей, покрывая поцелуями лицо, шею, плечи. – Это наваждение. Но я люблю тебя. Сильную, гордую, независимую, упрямую и никогда не сдающуюся. Люблю, в каком бы теле ты ни была. Прости меня, Вика, прости...

Раздался звон утреннего колокола, и Алан распахнул глаза. Сердце колотилось как сумасшедшее, дыхание сбилось, в паху разливался отголосок удовольствия, а в штанах было липко и неприятно.

– Твою мать, Вадий! Твою гребаную мать! Сука! – застонал герцог, понимая, что все, что было до этого, не проблемы по сравнению с тем, что ждет его впереди. – За что?

Глава 11

Шизофрения – это психическое заболевание,

Для которого характерно искажение мышления (в виде бреда)

И восприятия (в виде галлюцинаций).

Заметка на полях сборника «Сказания Океании»

Оська поправил Алвису подушку, подоткнул одеяло и улегся рядом, подперев щеку кулаком.

– Алан-балан тебя любит чуть-чуть, – совершенно серьезно сообщил он Длани. – А Вадий ревнует. – Шут захихикал. – Но ты спи, спи, нечего тебе это знать. Маленький ты еще вставать между богами и их любимыми.

Алвис позволил себе тихий стон. Он слышал голос и даже понимал, что тот говорит, но не мог разобраться, где бред, вызванный горячкой, а где настоящее, поэтому пропустил слова шута мимо ушей, только воды попросил да вновь провалился в сон-забытье, в котором вокруг него были каменные стены, леденящий холод и чувство вины. Не смог, не довел дело до конца, не распознал лик темного бога, спрятанный за светлыми деяниями.

Второй раз он проснулся от боли, ощущение, будто в рану тыкают раскаленным шилом, вызвало желание прибить Оську на месте, а потом попинать труп ногами.

– Рука, ты только не плачь, я немножко поковыряюсь, почищу и повязку сменю, – бубнил Оська, продолжая поливать рану вонючей жидкостью из фляги. – Это спирт, – ответил он на беззвучный вопрос Искореняющего. – Наш Кузнечик сам его сделал, говорит, что это лучшая де-зин-фек-ция. Ты вот знаешь такое слово? А я знаю! Это значит, что после этой водички воспаления не будет. А теперь помажем мазюкой, положим чистую тряпочку и замотаем... А за то, что ты не плакал, я тебе леденец дам!

Он быстро справился и наконец появился в поле зрения Алвиса с круглым шариком на деревянной палочке.

– На! Это чупа-чупс! Правда, смешное слово? Это я у герцога украл.

Шут задорно рассмеялся, будто это было очень забавно. И не успел Алвис слова сказать, как ему всунули в рот леденец, а на лоб пришлепнули мокрую тряпку, при этом лицо у шута было сосредоточенным, а взгляд – коварным.

– Соси, не сомневайся! Там не просто мед, а травки всякие от жара и для сна. Сладко? Да? Сладко?

– Угу, – промычал Алвис, рассасывая леденец.

Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным и разбитым. Даже когда попал в плен к разбойникам и провисел на крюке три дня, раненый и избитый, даже когда наставник отправил его на две десятидневки в горы с одним ножом и баклажкой воды, а он умудрился в первый же день свалиться в овраг и сломать ногу, даже тогда у него были силы хотя бы материться и планировать свое спасение.

– А потом я тебя покормлю. Тетка Райка под командованием герцога специальный бульон сварила, а наш умный Алан сказал, что его надо много пить вместо лекарства, потому что в нем есть пе-ни-цил-лин... О как! Так что окрой ротик, мессия, а я тебе сказку расскажу, как один злобный Рука стал сыном божиим и спасителем человеков!

Алвис пил горячий пресный бульон маленькими глотками и чувствовал, как засыпает под монотонный бубнеж шута.

– В общем, помер ты и вознесся на небеса в чертоги Отца Небесного, а Вадия низвергли в пучину, а Ирий стал Духом святым, это чтобы и горцам нравилось, и нам, островитянам, кто духам предков поклоняется. Наш Алан- балабалан дальновидный! – захихикал шут и сменил на лбу Длани тряпку. – Скоро придет наш испуганный мальчик и будет малевать твой портрет, и мы все станем тебе молиться. Вот мне интересно, брат Чех…– Оська отобрал у Алвиса чашку и соскочил с кровати.– А нам будет от нового бога помощь и милость, ну коль мы его друзья и верные няньки?