Шрифт:
– У тебя богатая фантазия. Я теряюсь в догадках.
– Я внушал ему желание искупать букаруса. От него так воняло.
Нацтер изобразил на лице брезгливую гримасу. Мне тоже стало смешно. Я представила султана, который заставляет бедное животное лезть в воду. Да, смешнее не придумаешь.
– А зачем ему понадобился этот зверь?
Нацтер пожал плечами, но все же догадка на этот счет у него имелась.
– Мне, кажется, он верит, что букарус приносит удачу, – и после многозначительной паузы добавил: – Но знаешь, в тот же день он велел слугам помыть Буку.
Я весело рассмеялась, воскликнув:
– Ну, надо же! Сначала угрожает, а потом… это на него не похоже.
– Он часто спрашивал меня, почему я добровольно отдал трон брату.
– А ты?
– Не отвечал ему. Все равно не поймет.
– Правильно, нечего ему совать нос в чужие дела.
Мы еще о многом поговорили, делясь своими мыслями и подозрениями. Даже если наш разговор подслушивали шпионы или сам султан, нам было безразлично. А чего нам собственно опасаться, ведь не только мы, но и все жители Дордодотернзиса в одночасье превратились в заложников своей планеты. И неважно, что почти все они даже не предполагают о наличии нависшей над ними опасности. Я была уверена, через тридцать дней Зайрай даст о себе знать, и все поймут серьезность надвигающихся перемен.
Мы легли спать, когда было далеко за полночь. Нацтер на диване, который мы все-таки смогли перетащить в спальню. Ну, а я на своей не менее мягкой кровати. Нам долго не спалось. Мы даже в приступе веселья некоторое время дурачились, кидаясь подушками. Галлюцинации меня больше не мучали.
Утром меня разбудило звонкое птичье пение, раздававшееся где-то за окном. Птица заливалась на разный лад, изредка постукивая клювом в стекло. Я открыла глаза. Повернув голову, увидела Нацтера, продолжающего крепко спать, а приподнявшись, увидела поющее существо, которое качалось из сторону в сторону.
Из-за шторы хорошо различался лишь его темный силуэт, и благодаря взмахам крыльев, я полностью уверилась, что это никто иной, как самая обычная птица.
Мною овладело любопытство. Я тихонько встала, и босиком подошла к окну. Мне очень захотелось посмотреть на певунью, но я боялась резким движением ее спугнуть.
Я осторожно отодвинула штору и обомлела… Это был большущий пестрый паук с синими крыльями. Паук плел паутину и пел по-птичьи. Причем он был так занят, что некоторое время меня не замечал. Его крылья были из перьев, и на ногах вместо волос обычный пух.
Неожиданно паук замер в неподвижности и тревожно защелкал челюстями. Его когтистые лапы стукнулись об стекло, он оттолкнулся и, захлопав крыльями, полетел прочь.
Я перевела дыхание.
– Везде пауки, – и передернула плечами, – бр- Р, как можно жить среди пауков?
Утро было хмурым, бледно – желтые облака скапливались над городом – дворцом, грозя в скором времени обрушиться дождем на его суетливых жителей. Кое-где через зеленые проблески неба прорывались розовые лучи, и рассеивались веерами по небосводу. Достигнув земли, они превращали ее в причудливую смесь теней и ярких красок.
На террасах в предчувствии дождя раскрылись во всей красе цветочные клумбы. И еще… всюду летали белые клочья паутины, глядя на которую у меня пропало всякое желание прогуляться под открытым небом.
Вдоволь насмотревшись на утренний пейзаж, я отошла от окна, собираясь заняться собой. Когда я выходила из душа, проснулся Нацтер. Вставать ему совсем не хотелось.
Некоторое время он наблюдал за мной, прищурив сонные глаза, иногда улыбался, когда я бросала на него мимолетные взгляды.
– Пора вставать или ты так не думаешь?
– Я здесь отвык рано вставать, – произнес он, сладко потянувшись.
– Гульсияра случайно не снилась?
Нацтер ответил, закрыв глаза:
– Видел Армонду. Она и Гульсияра выстроили огромный замок на берегу озера, а потом в нем заблудились. Я отправился их искать, но мне всюду попадались пауки. Тогда я выпустил перед собой букаруса. Тот только успевал их ловить, он так растолстел, что я испугался, что он лопнет. Я уже исследовал почти все комнаты, и осталась последняя, но из нее навстречу вышел Татхенган. Он схватил Буку, и стукнул кулаком по стене замка. По ней побежали трещины. Мне бы спасаться, но я хотел во чтобы то ни стало найти девчонок. Тогда я побежал, но споткнулся, и меня придавило тяжеленной плитой…
Рассказав свой сон, он открыл глаза, и внимательно посмотрел на меня.
– Не нравится мне этот сон, – в заключение сказал Нацтер, и сел. – Чтобы он не сбылся, нужно его срочно сжечь!
– А мне ничего не снилось. Кстати, как ты собираешься его сжечь? Я не взяла ни единой свечки.
Нацтер всегда сжигал плохие сны. Этот ритуал был обычным на его родине. Делал он это очень просто: описывал сон на листке бумаги, и сжигал в пламени свечи, а потом, произнеся заговорную молитву, развеевал пепел по ветру.