Худенькое тело Зины стало плотным, как у женщины. Туфли на огромных каблуках не снимались. Широкое, скуластое лицо раздулось, покрытое толстым слоем пудры и румян. Размалёванные красной помадой губы, складываясь в букву «о», выпускали папиросный дым. И только по маленьким серым глазам, смотрящим порою с грустью и надеждой, можно было узнать прежнюю Зину.

Со временем взгляд остыл, как остыла Зинина душа. Что знала, о чём мечтала, чем жила в родительском доме – забылось, выкинулось вон. Зина не видела ничего предосудительного в своём поведении, на все попытки неравнодушных поначалу к её судьбе людей помочь, отмахивалась, раздражённо передёргивая плечами. В пьяном бреду скулила за столом:

– Чего лезут, чего им надо? Что я им сделала?

Подливая в рюмку самогон, Киселиха приговаривала:

– Да это ж всё от зависти да злобы… Ты меньше внимания обращай. Конечно, живёшь припеваючи – вот и злятся, сволочи.

– Да уж… припеваючи, – бурчала под нос Зина, а голова медленно опускалась на стол.

В тот вечер Зина была на взводе. Повздорила с развесёлой компанией, заседавшей у Киселихи. Что-то ей не то сказали, а грубости Зина не терпела. Хлопнув дверью, на танцы пришла одна. Со злостью выбивала дробушки под баян, спустив с плеч платочек, вызывающе посматривала по сторонам. В клубе многолюдно, кругом недоброжелательные взгляды.

Зина не зналась с местной молодёжью. Раздражала вызывающим поведением и независимым видом. К Зине ревновали. Умению танцевать и «охмурять» мужчин – завидовали. В другой раз не обошлось бы без шуточек, но злобный настрой Зины, стеной отгородил людей, от которых она давно отгородилась. Танцующие расступились, и Зина с яростью притопывала. Когда баян умолкал, отчётливо слышался стук Зининых каблучков.

Кружась, Зина, как в одну точку, смотрела в незнакомые глаза. Синие. Кто это? Замедляя темп, пыталась рассмотреть. Симпатичное лицо, вихрастый чуб. Где-то она его видела…

Когда смолкла музыка, Зина остановилась напротив. Незнакомец улыбнулся, и так стало хорошо. Зина соскучилась по тёплому взгляду. Ей осточертели похотливые улыбки ухажёров. Она замерла в ожидании, – он подойдёт, сожмёт в объятьях, и они закружатся под звуки волшебного вальса. И в то же время молила, чтобы время остановилось. Чувствовала – время злейший враг и с последующей секундой всё исчезнет.

Как только обладатель синих глаз неуклюже привстал, опираясь на трость, тень разочарования проползла по лицу. Зина очнулась и выбежала из клуба.

С войны Фёдор вернулся хромой.

Жил с вдовой сестрой Галиной в родительском доме.

«Да, тяжело тебе будет найти хозяйку», – скрипела Галина, искоса поглядывая на физический недостаток брата.

Худая, черноволосая, с длинным носом Галина в профиль напоминала ворону. Чернющие, всё подмечающие её глаза, цеплялись за всё, что видели. Не имея личной жизни, Галина сильно переживала и хлопотала о личной жизни других, и до всего ей была нужда и дело. Благодаря ей в Никольском всегда были в курсе: где, кто, с кем, когда и почему.

Ещё до знакомства Зины с Фёдором имя Киселихиной квартирантки не сходило с уст всезнающей Галины.

Озлобившаяся на весь белый свет после похоронки на мужа, она лихорадочно стремилась вновь выйти замуж. Тридцать лет, не успеешь опомниться и все сорок! Считай старуха! Мужиков на селе после войны три калеки и те все расхватаны. Жила б одна, хозяйкой в доме – всё надежда – кто-нибудь да прибился бы. Галина мечтала найти для Фёдора какую-нибудь дурочку, чтобы забрала его с глаз долой.

На удивление Галины у брата появились поклонницы. Молодые и не очень вдовицы засматривались на меланхоличного Фёдора. Только вот Фёдор ни на кого не смотрел.

«Не знаю, чем тебе Архипова не угодила? Порядочная женщина, свой дом. А Николаева, чем плоха?» – ворчала Галина.

Не отвечая сестре, скрутив самокрутку, Фёдор выходил на крыльцо.

«Радовался бы, что вообще на калеку зарятся!» – хотелось сорваться, поорать. Хватаясь за веник, Галина мела и так выметенный пол.

На попытки сестры устроить его личную жизнь Фёдор не реагировал, он вообще жил в собственном мире, отстранившись от всех.

За верстаком в сарае молча мастерил нужные в хозяйстве вещи, большинство на заказ. Когда привозили в клуб фильмы, крутил кино, подрабатывая киномехаником. Вечерами часто сидел на кухне за столом после ужина и всё смотрел в темнеющее окно.

– Может занавеску задёрнуть? Темно уж, – спрашивала Галина.

– Да нет, посмотрю ещё.

«Блаженный…» – Жёсткая рука касалась головы брата и падала плетью. – Ну, посиди, посмотри. – Тяжело вздыхая, Галина выходила из кухни.

Ещё в юности Фёдор брал уроки игры на баяне, но учение своё до ума не довёл. Потом война. Баян пылился в кладовке. Сейчас как никогда хотелось играть. Если бы умел, то мог бы играть в клубе.

У Фёдора не выходила из головы Зина. Необычная девушка. Казалось, её принесло ветром. Не обращая внимания на пересуды, ползущие по Никольскому, Фёдор не видел в Зине развратницу. Она другая, и поведение Зины показное. Ведь это ясно – как божий день! И как они всего этого не замечают. Что-то произошло ужасное в её жизни.