— Нет, тебя не скормят мантикоре, — ответила Агата. — Твой прыжок перенесли. Распутин постарался. Сегодня с утра у нас с твоим отцом была Изабелла.

Агата посмотрела на дочь в ожидании хоть какой-то реакции, но ее не последовало — Виктория продолжала лежать лицом к стене и молчать, время от времени всхлипывая. Женщина тяжело вздохнула и продолжила.

— Распутин требовал, чтобы тебя арестовали и изолировали за убийство Ратмира. Изабелла же не считала это таким необходимым и собиралась отправить тебя в интернат для трудных подростков. Но Виктор поговорил с Изабеллой. В итоге она разрешила остаться тебе в замке, но при условии, что тебя запрут в комнате для дальнейшего разбирательства. Будет суд.

— Ну и признают меня виновной, я же действительно это сделала, — произнесла Виктория.

— Это была самооборона, — твердо сказала Агата. — Тори, повернись ко мне. Повернись!

Не дожидаясь реакции от дочери, женщина силой повернула ее к себе и приподняла.

— Никто тебя не признает виновной! Мы докажем, что это самооборона!

— Как? — слабо спросила Виктория, смотря на мать.

— Ты выпьешь правдоруб.

— Что?

— Разумеется многие маги и сомы долгое время могли выходить сухими из воды. Они могли совершать преступления и мастерски их маскировать. А когда кого-то ловили на месте преступления, при этом было полное совпадение магическое, совпадение ауры, преступники могли сыграть в безвинную овечку. Мол «я не я, и хата не моя», — в этот момент Тори усмехнулась уголком рта, но глаза по-прежнему оставались пустыми. — Конечно, во времена, когда Инок основал школу, когда великие маги заключили между собой союз и образовали магическое общество старейшин, в мире существовало заклинание или зелье, с помощью которого преступников выводили на чистую воду. Однако преступники и постарались, над тем, чтобы уничтожить всех магов, которые знали про такое заклинание или зелье.

— Истребление магов тысяча пятьсот шестьдесят седьмого года, — задумчиво произнесла Тори.

— Именно, — Агата улыбнулась. Она была рада, что Виктория начала говорить хоть что-то. — На протяжении более трехсот лет преступники делали то, что им захочется. Но нашему миру повезло. В тысяча девятисотом году, великий маг смог изобрести правдоруб. Но он сообщил об этом зелье только нескольким людям — главам трех ветвей власти, начальнику магической полиции и директору УСОМа.

— А директору зачем? — удивленно спросила Виктория.

— Как ты знаешь, на нашем острове живет мантикора, пожирающая преступников. Именно поэтому. Людей, которых подозревали в убийстве привозили сюда. И пятеро человек следили за тем, чтобы преступник выпил правдоруб и тогда только задавали вопросы. Человек под этим зельем не мог соврать. Если подтверждалась причастность к преступлению, человека скармливали мантикоре. Если же нет, то ему стирали или корректировали память. Об этом зелье никто не должен знать. Сейчас я совершаю преступление, рассказывая тебе об этом. Но я хочу, чтобы ты была готова к этому.

— Мам, а если узнают, что это ты мне рассказала?

— Я должна была это сделать. Я думаю, что Изабелла меня поймет, — Агата улыбнулась и обняла дочь. — Слушание дела назначено на середину ноября. Оно пройдет здесь, в университете. Сейчас, прошу тебя, не думай об этом. Отдыхай и набирайся сил.

Женщина поднялась с кровати дочери, улыбнулась и вышла из комнаты. Тори осталась сидеть на кровати в полном одиночестве и тишине. Ее будут судить, а если признают виновной, то скормят мантикоре. Девушка мотнула головой. Нет, она еще несовершеннолетняя, не скормят, но запрут в интернате для трудных подростков. Тори поежилась. Это было жуткое место. Туда отправляли детей убийц или неуравновешенных, тех, кто не мог контролировать свою магию. Что с ними происходило потом, рыжая не знала, да и не хотела знать. Ей оставалось молиться всем мыслимым и немыслимым богам, чтобы так и оставаться в неведении. В дверь снова постучали.

— Да, — прохрипела Тори.

В комнату зашла Хатиже. В руках у девушки было несколько пузырьков с зельями и чистые бинты.

— Как ты, Тори? — спросила египтянка и присела рядом с однокурсницей.

— Плохо. Я убила Ратмира, — Виктория опустила глаза. — Скоро будет суд, меня осудят и запрут в интернате. Как я по-твоему должна себя чувствовать?

— Прости, это был глупый вопрос, я пришла сменить тебе повязку.

Хатиже аккуратно размотала бинт на голове Виктории и осмотрела рану на затылке.

— Она затягивается очень быстро, это хорошо, — пробормотала девушка. — Я тебе просто смажу мазью. Она быстро впитается, а бинт наматывать не буду. Он не нужен здесь.

Тори кивнула.

— Хатиже, я могу задать тебе вопрос? — спросила девушка, а египтянка согласно кивнула. — Почему ты была в комнате Хазани, когда я пришла к тебе?

— Я… — Хатиже на миг замялась. — Мы с ним встречались.

Тори посмотрела на подругу и не могла поверить в то, что Риоко была права в своих догадках.

— Понимаешь, мы с ним из одной страны, мы с ним один народ, — Хатиже улыбнулась, продолжая обрабатывать раны на руках Виктории. — Как-то так получилось, что в конце учебного года я забыла книгу у него в кабинете. Уже тогда я поняла, что люблю его, но не говорила об этом. Я же студентка, я же маленькая. Что я могла понять? Но когда я пришла в кабинет, я увидела, как он разговаривает со своими растениями. Он был так нежен с ними, словно они маленькие дети. Словно они его дети. Он аккуратно срезал сухие листочки, поливал.