— И что подразумевают твои слова? — преподаватель оживился. — Навыки профессионального убийцы превалируют над Силой, данной тебе по праву крови?

— Они гармонизируют друг с другом, — нахмурился Гришка.

— Ну, что-то дельное в твоих словах есть, Старицкий, — кивнул Петр Николаевич. — Может, проверим на деле? Как ты смотришь, если после занятий мы встретимся на полигоне и поговорим на эту тему? Кто сильнее окажется: волхв или боец?

— У нас разные весовые категории, — вежливо заметил Гришка, — боюсь, вы победите.

— Да ну? — развеселился Яковлев, чем вызвал оживленное шушуканье в классе. — Тихо сидим! Так что скажешь, Старицкий?

— А как на это посмотрит Павел Ефимович?

— Я напишу рапорт на его имя, пока вы будете на занятиях. Все меры безопасности будут соблюдены.

— А нам можно будет посмотреть? — вскинулся Сережка. — Пожалуйста, Петр Николаевич!

Ученики загудели, выражая свое желание присутствовать при небывалом споре между преподавателем и их однокашником. Видано ли, чтобы учитель бросал вызов подростку! Казалось бы, что за странная прихоть взрослого человека? Ясно же, что слон раздавит муравья, не заметив того под своими ногами. Но в том и дело, что Гришкины способности хорошо были известны в гимназии после незабываемой «прописки», да и благоволение самого Старика к новичку явно бросалось в глаза. Так что любые ситуации, в которые попадал Гришка, приводили к повышенному интересу. Теперь любой кадет, который обучался на боевого волхва, пытался выпытать плетение, разрушающее «адскую корону». На будущее, когда старшим вздумается еще раз отработать свои навыки на младших.

«Полигоном» в гимназии называли летний манеж с легкой крышей и мощными поглотителями магической энергии, расставленными по всему периметру учебного парка. Этот манеж можно было принять за арену для выездки лошадей, но опытный обыватель прекрасно знал о его прямом назначении. Если за причудами кадетов, шаливших на пустыре, можно было наблюдать с крыш домов, то «полигон» гасил любые артефакты, остающиеся от волшбы молодежи. Вот сюда Яковлев и пригласил своего младшего ученика.

Занятия в школе закончились около четырех часов дня, и Гришка позвонил Кондратию Ивановичу, предупредив его о своей задержке. Дескать, нужно приготовить доклад к осеннему семинару и разучить пару учебных плетений. Барышев особо не возражал, но просил к ужину быть дома. Григорий твердо обещал, что не опоздает.

Когда он в сопровождении Сережки и Ильи подошел к манежу, там уже крутилась стайка ребят, среди которых Гришка узнал Геру и неразлучную троицу любителей проверять свои магические наработки на младших кадетах. Молодые аристократы солидно поздоровались только с Григорием, не обратив на его друзей никакого внимания.

— Слушай, малой, ты, в самом деле, на поединок с шаманом вызвался? — Ромка Марков смешно задвигал жидкими усиками.

— Это тактическое задание, — загадочно произнес Гришка. — А вас кто звал? Учебный бой будет без зрителей.

— Да ладно, — презрительно фыркнул Пашковский, скрестив руки на груди. Его белая футболка тесно обтянула рельефную грудь. Парень знал, что он выглядит эффектно, и на любые мероприятия вне стен гимназии ходил именно так: в свободных спортивных штанах и светлых футболках. Этакий спортсмен, красавчик-аристократ. — Можно подумать, кто-то из вашего задания секрет делает. Мелюзга давно проболталась. Внутри уже весь старший курс сидит.

— Угу, — пыхнул дымком Колька Елисеев, пряча сигарету в кулаке. Гришка не понимал, для чего такая конспирация. Старик не запрещал старшим курить, главное — не попасться ему на глаза, иначе следовало наказание в виде отработки в пользу гимназии: двухнедельная помощь садовнику, покраска и уборка служебных помещений, или еще какая трудовая повинность. А чтобы не делать глупостей, как Елисеев, можно было отойти за угол манежа и смолить сигареты, сколько душе угодно. — Хотим посмотреть, как Яковлев тебя в блин раскатает.

Елисеев до сих пор не простил Гришке того позора, когда на пустыре был вынужден срывать с себя тлеющую одежду, чтобы освободиться от артефактов рассыпавшегося заклинания «адского огня», хотя руку при каждой встрече протягивал, а в душе норовил сотворить что-то пакостное. Только вот у Григория на такой случай было готово какое-нибудь простенькое плетение. Вот и получалось, что любая Колькина атака оказывалась пшиком. То одежду магическим откатом располосует на мелкие кусочки, то готовая руна изменит свою скрипту, и вместо направленного энергетического удара в противника, сам носитель получает чувствительный ментальный удар по животворным точкам. Григорий после пары-тройки неудачных попыток пожалел Елисеева, и попросил его больше не экспериментировать с рунами. Дело в том, что по своей глупости Колька использовал западноевропейскую и скандинавскую методику написания рун, а Гришка отражал атаки с помощью славянских защитных скрипт. Эту методику дал ему волхв Кирилл, подсказал, как проще и эффективнее использовать руны. Так как мальчик без особого труда формировал плетения, словно «доставая» их в нужный момент из какого-нибудь волшебного ларчика, так следовало поступить и со славянскими скриптами. Любая форма оставляет свой след, говорил Кирилл. Вот и составь каталог рун, отложи в энергетическом поле памяти, и когда придет момент — просто активизируй нужный элемент. Даже пальцем рисовать ничего не надо.

— Ладно, развлекайтесь, — пожал плечами Григорий и прошел внутрь манежа. Он был удивлен, что Старик тоже находился здесь, и в ожидании поединка о чем-то тихо разговаривал с Яковлевым. В качестве арбитров или надзирателей — кому как удобно называть старших преподавателей, призванных следить за порядком на данных мероприятиях — присутствовали Кощей и Штибор.

Если с первым прозвищем было все понятно, то странное имя второго учителя, и даже не имя, а фамилия, объяснялась просто, кто знал древний ведический язык: тот, кто чтит борьбу. И действительно, сообразно своему имени, Штибор как и Яковлев преподавал курс «Ратибор» с элементами боевой магии. Это был высокий молодой человек с приятным лицом, слегка вытянутым и худым, отчего его скулы выпирали, как у какого-нибудь юго-восточного азиата, хотя был чистым славянином. Его пшеничные волосы, заплетенные в косицу, спускались до плеч. Но, несмотря на молодость, Штибор сразу дал понять кадетам, что своевольничать на своих уроках и быть запанибрата он не позволит. Специалистом он был неплохим, и навыки защиты от магических атак ставил здорово, что особенно радовало тех кадетов, чьи способности не распространялись так далеко, как у того же Елисеева или Димки Пашковского. Большинство учащихся хотели освоить необходимый минимум и не париться в дальнейшей жизни. Ведь многие, вернувшись домой, попадут под защиту настоящих волхвов, несущих службу клану или роду. Телохранителей первого-третьего уровней у аристократов всегда хватало.

Кощей же являлся скорее не преподавателем, а неким надзорным лицом в лоне гимназии, контролируя процесс обучения. Его не интересовали обычные школьные дисциплины вроде математики или родной литературы. Только магическое обучение привлекало его взор. Все учителя-маги, хоть и недолюбливали его присутствие на уроках, но признавали правильность такого надзора. Бушующие протуберанцы магических излучений распирали защитное поле гимназии, и следовало правильно контролировать степень использования волхвования. К чести Кощея, он сам нередко вел семинары или факультативы, и кадеты признали, что слушать его было довольно интересно. Кощеем надзирателя прозвали не из-за внешности. Как раз пятидесятилетний мужчина оказался довольно плотным невысоким субъектом с приличным пивным пузиком. Прозвище приклеилось из-за его деятельности в школе. Он словно чах над магическим богатством, сконцентрированным на территории гимназии, сковывал инициативу преподавательского состава. И неудивительно, что заклеймил его прозвищем один из молодых учителей, в сердцах бросивших фразу «Да это же настоящий Кощей!», не подумав, что у стен гимназии есть уши.