— Департамент меня не выслушает, и ты это знаешь.

Убраться к черту из Доджа кажется единственным жизнеспособным решением. Ничего нельзя исправить, только пережить. Не пройдет много времени, как начальство захочет результатов и доложит обо мне в обычную полицию. Как только это произойдет, когда и государственные, и частные лица правоохранительных органов будут преследовать меня, всё закончится. Мне больше некуда будет обратиться.

Единственное, чего я до сих пор не понимаю, это сроки. Как, чёрт возьми, у начальства появился приказ нейтрализовать меня в течение нескольких минут после моего ухода с места предполагаемого преступления? Не часов, а минут.

— Кто сообщил об этом? — спрашиваю я.

— Сообщил о чём?

— Кто сообщил о том, что произошло в Коркоране? Кто сказал начальству, что это убийство, и подставил меня?

— Не знаю, Эви. Связь с начальством односторонняя, помнишь?

Верно. Три неизвестных и неназванных офицера в высших чинах Департамента полиции, которые сидят на своей гребаной горе Олимп с представителями Совета фейри, дышащими им в затылок, когда они дергают за ниточки. Щелкнув коллективными пальцами и по чьему-то слову, они приказали девяти другим триадам ликвидировать одну из своих. Потому что начальство знало, что это исполнят. Охотники хорошо обучены следовать приказам. Реагировать на требования начальства, как собаки Павлова на этот проклятый колокольчик.

Слава Богу, Вайят, наконец-то, глух к его мелодии.

— В одну сторону, правильно, — говорю я. — Так что, полагаю, это сделает мою жалобу примером того, как слова не доходят до глухих ушей?

— Они могут выслушать, если ты принесёшь им что-нибудь полезное. Нечто ценное.

— Как что? Голова Горгоны?

— Я думал о чём-то менее мифическом и более осязаемом. Информация.

Он игнорирует каждую саркастическую реплику, зацикливаясь на какой-то воображаемой идее прощения и сказочном финале. Я обречена, и он это знает. Тем не менее маленькая часть меня хочет верить ему. Поверить, что есть шанс, что я смогу выбраться из этого целой и невредимой.

— Какого рода информация?

— Товин сказал мне кое-что ещё, причину, по которой он меня вызвал, но мы не должны говорить об этом здесь, — говорит Вайят. — Никогда не знаешь, кто услышит. У меня есть номер в отеле недалеко отсюда. Он под защитным барьером, так что никто нас не найдет. Мы поговорим об этом там.

Это всё ещё может быть ловушкой. По крайней мере, здесь, в этом грязном вагоне, мы находимся на знакомой территории. Я охотилась и убивала здесь. Знаю все тайники. Но я доверяю Вайяту, потому что ничего, что он сказал, не звучит как ложь. Он умен и искусен, но никогда не умел мне врать.

— Прекрасно. Пошли, — говорю я.

* * * * *

Мы не разговариваем во время десятиминутной прогулки до «Вест-Инна», двухэтажного мотеля с плохо освещенной парковкой и грязными окнами. Это тихое, уединенное место, как раз то, что нам нужно. Он расположен прямо на краю Мерси-Лота, в окружении торговых центров и комиссионных магазинов.

Мы добираемся до мотеля посреди ночи. Пешеходов нет, но я всё равно останавливаюсь, прежде чем перейти улицу. Ни машин, ни признаков жизни, только глухая тишина, практически неслыханная в городе нашего размера. Вайят первым переходит дорогу, вытаскивая ключ от комнаты. Его комната в самом конце, ближе всего к улице и дальше от офиса. Я просматриваю все возможные точки отхода и пути эвакуации — одно переднее окно, путь через парковку или тротуар, прямой доступ ко второму этажу или крыше — прежде чем за ним последовать.

Я ожидаю нападения в любой момент и с облегчением добираюсь до двери. Кожу покалывает, когда переступаю порог и прохожу через защитный барьер. Вайят закрывает дверь и поворачивает ключ в замке.

Номер маленький, едва хватает места, чтобы разместить пару односпальных кроватей. Пластиковый стол и стулья отодвинуты в передний угол, ближайший к единственному окну. Отвратительные полосатые шторы задернуты, защищая от любопытных глаза и неоновых уличных фонарей. Мятая одежда лежит грудой у двери ванной. Туалетные принадлежности заняли весь туалетный столик.

— Ты здесь уже некоторое время, — говорю я.

— Несколько дней. Ещё до того, как поговорил с Товином, я забеспокоился. Чувствовал, что что-то происходит. Я не знал, кому могу доверять. Не хотелось быть там, где меня могли найти.

Никто, даже я. Вижу электрический чайник на дешёвом бюро в комнате, а рядом с ним коробку пакетиков какао. Улыбка появляется на моих губам прежде, чем я могу её остановить. Хочу разозлиться на него, но сейчас просто устала. И воняю. Покрытая потом, пеплом и кровью.

Как будто читая мои мысли, он говорит:

— В ванной есть свежие полотенца, Эви. Иди приведи себя в порядок, а потом поговорим.

Я хочу поспорить, чтобы избежать насмешек и обвинений. Вместо этого прохожу мимо него, не сводя глаз с двери ванной. Я смогу лучше надрать ему задницу, когда не буду чувствовать себя такой смертельно уставшей.

* * * * *

Через час я растягиваюсь на одной из кроватей в одолженной футболке и снова чувствую себя более или менее человеком. Более или менее, потому что я никогда не чувствовала себя полноценной.