Рефлексирующий взгляд, в котором достигает концентрации сознание (mente) фрагментов своего опыта, можно применять к ментальному содержимому уже произошедшему и исчезнувшему, приводя в действие некую форму припоминающей интуиции, воскрешающей перед рефлексивным вниманием нечто из прежнего опыта. Однако рефлексивный акт в наибольшей мере проявляет свою познавательную способность, когда обращается к опыту, присутствующему в настоящее время, то есть когда внимание концентрируется на сознательном опыте в момент его осуществления. Рефлексия, сосредоточенная на протекании опыта в настоящий момент, может стать источником живой интуиции, способной уловить сущностное ядро этого опыта.

Мыслить собственное мышление – этот процесс, как бы мы ни пытались добиться точной концентрации на настоящем, где движение рефлексивного акта совпадает с потоком анализируемого опыта без какого-либо временного разрыва, на самом деле всегда предполагает воспоминание, в том смысле, в котором «самонаблюдение фрагментов опыта происходит только при их новом возрождении в следующий момент времени» (Scheler, 1999, р. 148); однако даже в случае с мышлением, сосредоточенном на настоящем моменте, речь идет всего лишь о сокращенной временной дистанции, поскольку полное совпадение времени мысли с временем потока ее осмысления невозможно. И все же попытка сосредоточиться на настоящем моменте дает более явственное знание, способное как проникнуть в глубины феномена, так и уловить его оттенки, которые в воспоминании становятся почти или вовсе неощутимыми.

Осознание потока ментальной жизни сохраняется в форме его осознанного удержания, даже когда событие ментального опыта завершилось; поэтому у сознания остается возможность рефлексивных «возвращений», способных не только углубить, но кроме того изменить качество процесса самопонимания. Рефлексивное мышление позволяет зажечь «внутренний свет, освещающий поток жизни» (Stein, 2001, р. 152), и этот процесс самопрояснения заставляет нас интенсивно присутствовать во времени. Только при включении рефлексивного взгляда сознание обретает форму, и такое живое сознание проясняет сам поток жизни.

Эдит Штайн, которая интерпретирует процесс самоанализа в феноменологических терминах, говорит о «знании сущности», чтобы показать, что процесс анализа ментальной жизни должен уловить свое сущностное качество. С феноменологической точки зрения это значит: а) описывать ментальный опыт; такое описательное действие можно понимать как попытку зажечь внутренний свет, в той мере, в какой соблюдается гуссерлевский принцип верности описания, требующий придерживаться очевидности того, что явствует взгляду; б) знакомиться с собственными описаниями, то есть мысленно (рефлексивно) останавливаться на выявленных данных, потому что только продолжительная концентрация рефлексивного взгляда позволяет постичь качество ментального опыта; в) стремиться к тому, чтобы результатом познания не стало распыленное видение ментальной жизни, то есть, чтобы рефлексивному сознанию не предстало множество оторванных друг от друга когнитивных результатов; далее необходимо заняться исследованием того, что в феноменологических терминах определяется как структурные инварианты феномена – того, что указывает на сущностные качества феномена (в данном случае – ноэтического). Этот путь феноменологического самоанализа позволяет получить «опыт себя» (esperienza di se), который рождается, только когда мы мыслим сами себя и чувствуем, как мы мыслим и чувствуем. Именно в процессе этих рефлексивных переходов оформляется так называемая «феноменология внутренней жизни», которая позволяет достичь глубокого «духовного знания» (De Monticelli, 2000, р. XXIII).

Очерченная здесь процессуальная развёртка рефлексивных действий не должна создавать иллюзию возможности научного познания ментальной жизни. Этого не допускает сама природа когнитивного опыта: его можно было бы подвергнуть глубокому анализу, если бы он по своим свойствам мог продолжительное время оставаться доступным рефлексивному взгляду. Однако такой опыт не есть «нечто длительное»: едва завершившись, он ослабевает (Stein, 2001, рр. 152–153), и потому его познание является трудным делом. По мнению Штайн, чтобы воспрепятствовать, хотя бы частично, этой проблеме, следует выполнить удержание, сохраняющее опыт неизменным. Я же считаю, что речь не идет лишь о воспоминании фрагментов ментального опыта, но и о культивировании самомышления в то время как мышление происходит, то есть о внимании к ментальной жизни в ее протекании – о том, что называется «полным осознанным присутствием» или «самоприсутствием» [64] . В то время как в естественном состоянии нашу мысль увлекают внешние предметы и явления, техника самоприсутствия развивает особые диспозиции, позволяющие сохранять сосредоточенность на процессе ментальной жизни в ее протекании.

Сознание, предельно внимательное к своему становлению, к течению своих мыслей и своего чувства – это сознание, способное на открытое и непрерывное внимание на себе самом. Открытое внимание – это внимание, не нацеленное предварительно на поиск чего-либо определенного; оно предполагает соответствующую восприимчивость, которая позволяет феномену, порожденному внутренним опытом, предстать перед внутренним взором в своем сущностном качестве. Действовать открытым, ничего не предсказывающим вниманием – значит держать ум насколько возможно отдельно от действия, выполняемого некоторыми концептуальными и процедурными инструментами, которые удерживают рефлексию в заранее данных рамках и в итогене позволяют достичь подлинного знания себя, к которому мы стремимся. Сознание, таким образом, должно освободиться от всего, что затуманивает взгляд, очиститься от всех предзаданных идей, не боясь пустоты знания. Если, концентрируя внимание на этом хрупком материале – потоке внутренней жизни, – мы «проецируем на него наши знания, суждения, образы, получается своего рода плотный покров, не позволяющий этой реальности проявиться» (Zambrano, 2008, р. 52). Открытое внимание питается продуктами сознания, которые заглушают знания и воображение, чтобы сделать взгляд как можно прозрачнее, подобно эфемерному свету, который не воздействует на вещи, но который почти проходит сквозь фрагменты жизненного опыта, так что и сами они становятся прозрачными.

Внимание можно назвать непрерывным, когда субъект старается как можно дольше удерживать взгляд сосредоточенным на себе самом. Это непросто, поскольку обычно наше внимание постоянно отвлекается как на внешние стимулы, так и на внутренние «помехи» когнитивного потока; ведь, когда субъект погружается в процесс самоанализа, ничто не мешает фантазиям, желаниям, навязчивым идеям и т. п. проникать внутрь когнитивного акта наблюдения, отвлекая субъекта от его занятия. Но, поскольку акт познания, стремящийся к точному и полному знанию, требует сосредоточения на феномене – сосредоточения, которое предполагает непрерывную концентрацию взгляда, – необходимо добиваться «того недремлющего внимания, которое символизируют глаза совы, спутницы Афины» (Zambrano, 2003а, р. 50). Текучая, постоянно изменяющаяся реальность, которую представляет собой поток сознания, требует беспредельного внимания и сосредоточенного, ни на что не отвлекающегося взгляда. Чем устойчивее внимание, тем выше вероятность в результате рефлексии получить адекватное представление о внутренней жизни. Если внимание – это расположенность к пониманию жизни в ее протекании, то экзистенциальный эффект самопознания будет пропорционален количеству внимания, которое человек способен приберечь для своего опыта.

Можно сказать, что насыщенность жизни прямо пропорциональна силе света, которым мышление пытается озарить и прояснить опыт. Мыслить самого себя – значит привести в действие внутренний свет. Мы не всегда имеем возможность рефлексировать, и, следовательно, не всегда живем в ясности; случаются минуты слабого света, когда мы слишком захвачены жизнью, чтобы остановиться для рефлексии; этих мрачных моментов не избежать, но главное – стремиться к поиску моментов ясности. Деятельность заботы – это то, что призывает нас к ясности, пробуждает и оставляет бодрствующими, выводит из тени к свету; а забота о себе, в частности, зовет сознание к свету мысли, тому, что толкает нас к осознанности, заставляет нас быть внимательными к собственному становлению. Дисциплина рефлексии отвечает нашей насущной потребности – потребности искать смысл того, что предстает перед нами, и этот поиск открывает нам пространство свободы, покуда «рациональный поиск смысла – это свободный акт» (Stein, 1999b, р. 108).