Когда мы описываем самопознание в терминах становления, необходимо дистанцироваться от реалистического мировоззрения, которое лежит в основе этой практики. Для Платона познание, если оно адекватно и методически выверено, приводит к «схватыванию» истины, которая, соответственно, понимается как существующая независимо от когнитивного акта. На эту реалистическую гносеологию, до сих пор присутствующую в нашей культуре, указывают некоторые выражения, неоднократно встречающиеся в платоновских диалогах. В «Федоне» душа может «прийти в соприкосновение» систиной(Федон,65b) и «обрести» ее (Федон, 66a); поиск истины описывается как охота , и метафора охоты используется в многих диалогах. А конструктивистская гносеология утверждает, что мысль – это всегда конструирование, очерчивание неких планов, а потому, «то, что проявляется, когда мы говорим о психическом опыте, никогда не есть сам опыт, но есть то, что мы думаем о нем, когда размышляем впоследствии» (Arendt, 1978, р. 31) [38] . Онтогенетическая способность мысли, а значит и речи, проявляющаяся в мышлении, вынуждает нас с осторожностью относиться к результатам процесса самопознания.

При внимательном прочтении выясняется, что и Платон рекомендует соблюдать осторожность: он утверждает, что постичь высшую истину может только разум, отрешившийся от тела, «только после смерти» (Федон, 66d-e) можно познать истину во всей ее чистоте; а пока мы живы, с помощью духовных практик мы можем лишь пытаться максимально приблизиться к знанию истины, но не сумеем постичь ее целиком (Федон, 67а). Несмотря на научный прогресс, по-прежнему остается верным высказывание Ксенофана: «что касается истины, то не было и не будет ни одного человека, который знал бы ее […] Ибо если бы даже случайно кто-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам, однако, не знал бы (об этом)» (фрагм. 34).

Никто не владеет методом познания, который позволил бы со всех сторон исследовать человеческую душу. Ведь, будь это возможно, человек получил бы полную власть над собой; но это качество бытия недоступно человеческому существу, которому суждено вечно быть хрупким и уязвимым и проживать жизнь как проблему.

Духовная работа, посредством которой осуществляется забота о себе [39] , требует использования различных мыслительных практик. Прежде всего, необходимо понять, как именно нужно познавать себя, а познавать себя означает обращать внимание не только на свои мысли (раздел 1), но и на свои чувства (раздел 2), поскольку одно тесно связано с другим. Как мы еще увидим, процесс изучения себя не ограничивается попытками понять, что мы такое и как мы живем: он включает в себя еще и исследование возможных мыслительных миров, и в то же время преобразование себя. Процесс все более глубокого самопознания неотделим от овладения духовными практиками, которые меняют наш способ существования, а значит, и наши отношения с самими собой (раздел 3).

Античная культура, занимавшаяся техниками преобразования себя, вновь зазвучала в философской работе Эдит Штайн. В ее размышлениях большое значение придается практике формирования своего бытия, оформления собственной личности. Это и есть работа, которую она определяет как формирование характера (Stein, 2001, р. 177). В число упражнений по саморазвитию она включает: «сдерживание импульсов» и «подавление склонностей», и в целом борьбу с любыми стремлениями, оказывающими отрицательное воздействие на личность; также обращение внимания на позитивные ценности, воспитание добродетели и укрепление воли, поскольку от ее силы зависит способность человека к экзистенциальной реализации (Stein, 2001, р. 177). При внимательном рассмотрении выясняется, что эти действия можно разделить на два типа с противоположным онтогенетическим знаком: с одной стороны – разрушение и лишение, с другой – оформление и поддержание. Вероятно, эта двунаправленность и определяет контекст нашего разговора о практиках самотрансформации.

Заняться духовными практиками означает вступить на путь, ведущий в неведомое, к другим способам существования. Смысл этого путешествия – в том, чтобы обрести наилучшую форму собственного бытия и позволить ей реализоваться, чтобы расцветить время своей жизни завязями смысла. Проблема, то, из-за чего человек всегда будет представлять проблему для самого себя, состоит в следующем: невозможно найти парадигму, которая могла бы стать четкой координатой для заботы о себе, поскольку поиск такой парадигмы – это работа, которая продолжается всю жизнь (Алкивиад /, 132d). В этом смысле мудрость проистекает из опыта. Так что наши дальнейшие рассуждения можно рассматривать только как указания на некоторые из множества возможных путей обретения смысла.

Заботиться о себе – значит принимать близко к сердцу, как судьбу, свое бытие (Heidegger, 2002, р. 270). Но в чем заключается сущность нашего бытия? Когда мы ищем ответ на этот вопрос, мысль обычно обращается к сравнению нескольких элементов и поиску между ними аналогий и различий; чтобы понять сущность человеческой природы, следует определить отличие человека от ближайших к нему живых существ – животных. Из этого сравнения явствует, что сущность нашего бытия – в отсутствии, отсутствии определенной формы, а значит, и заранее данного направления бытия. Это отсутствие и побуждает нас к заботе о себе, чтобы попытаться придать форму своему времени. Но в то же время мы замечаем и обладание – обладание мыслью, то, что, по мнению многих философов, приближает нас к божественному. И именно с помощью мысли мы можем заботиться о своем бытии.

Когда Аристотель утверждает, что человеческое существо – это животное, имеющее дар речи , он предлагает считать сущностью человеческой природы мысль, то есть ментальную жизнь, в которой мысль и речь представляют собой одно целое. Итак, в заботе о себе «все внимание пусть должно быть обращено на разум» (Эпиктет, Руководство (Энхиридион), 41) [41] .

Помня, что у человека есть тело, и потому ментальная жизнь всегда воплощена, мы все-таки не можем не рассмотреть онтологически сущностный статус мышления. Мы созданы из мыслей, и именно в мышлении рождается качество нашего бытия. Именно в процессе мышления мы осознаем, что представляем проблему для себя самих и потому нуждаемся в заботе посредством мысли. Именно поэтому можно говорить о ноэтической сущности человеческого существа, который, существуя в языке, в мысли реализует свою уникальность и особость и делает ее заметной для других. От ментальной жизни, а именно, от ценностных критериев, которые она вырабатывает, и от смысловых планов, которые она выстраивает, зависит форма и его (человека) становление.

Итак, если согласиться с утверждением, что ментальная жизнь определяет человеческую сущность, то сократовский принцип «познай самого себя» можно толковать как самоанализ ментальной (внутренней) жизни.

Учитывая эти предпосылки, представляется крайне важным определить способы реализации практики самопознания. Необходимо понять, в чем должна заключаться эта практика, то есть как она должна реализовываться и на какие объекты должна быть направлена, чтобы ее можно было рассматривать в связи с заботой о себе.