– И ты, хоть что-нибудь из своих наглых слов, доказать-то сумеешь?
– злорадно съязвил преступник, бесцеремонно усаживаясь на стоящий возле стола младшего лейтенанта стул, и закидывая ногу на ногу.

– Разумеется, - гневно отвечал сыщик, потирая свои руки так, будто разминал их перед предстоящим ему рукопашным боем, - и нам даже не потребуется знакомить твою гнусную «рожу» с нашим намордником (предполагая, в данном случае, дыхательный противогаз, о чем «папа» Коля, в силу своей давней преступной жизни, был неплохо осведомлен). У нас есть допрос Кафтанова, где черным по белому расписаны все твои бесславные «подвиги».

– Могу ли я ознакомиться с тем, что он там «понарассказывал»?
– поинтересовался бандит, чувствуя себя, в этой ситуации, совершенно непринужденно.

– Не сомневайся, - вместо ответа, «выложил» ему грубость бывалый оперативник, - там столько всего «нарисовано», что тебя, уже сейчас, смело, можно в клетку сажать. Как тебе, Коля, такой-вот «расклад»?

– Да ты никак, «Костолом», ополоумел «ваще», - сморщив лицо в презрительно-беспечной ухмылке, всем своим видом показывая, что он не из тех людей, на которых можно, вот так просто, наехать, и он уже все – сразу «поплыл», таким необычным-вот образом, Раскатов выразил отношение, ко всему здесь происходящему, - я скажу лишь одно: все что там «напел» этот «недоносок» – это голимо-полная чушь и «брехня»! И если ему хватило смелости обвинять меня в том, что я, якобы, отдал ему приказ кого-то убить, что ж я согласен: у вас это является доказательством, хоть и довольно хлипким, так как кроме этого на меня больше ничего не имеется. Так вот: я настаиваю на том, что раз так – пусть он, в таком случае, скажет мне свои обвиненья в лицо. Как говорит мой адвокат, и я ему доверяю, допрос одного человека, в корне расходящийся с показаниями другого, может стать доказательством, только после проведения очной ставки. Так обеспечьте нам ее проведение, а там уже и посмотрим, что вы имеете против меня.

– Ничего я тебе, «гнида», устраивать не собираюсь, - подойдя к бандиту вплотную, и забрызгивая его слюной, скрипящим голосом, проговорил офицер, - у меня и так хватит всех полномочий, чтобы оформить твое задержание. А там посидишь ночку в пресс-хате, а с утра сам запросишься ко мне на беседу желая искренним образом покаяться во всех своих злодеяниях. А сделаешь ты это прекрасно осознавая, что следующая ночь тебе, как для мужику, будет последней.

– А ты меня не пугай, - вставая с занятого им места, и вновь становясь напротив беспардонного сыщика, доподлинно повторяя его «фокус» со слюна-выделением, не забывая придавать голосу жесткие нотки, гневным голосом «прогремел» преступник Раскатов, - я пуганный. У меня уже на зону было три «ходки», так что все ваши методы мне известны. Пресс-хата – значит пресс-хата. Только ты «герой» после этого можешь собираться «реально» либо на кладбище, либо на зону. Я тебя не боюсь. Не таких еще повидал.

– Ты что, «сука», мне угрожаешь!?
– вставая в стойку, и готовясь перейти к нападению, прокричал разгневанный Киров, - да я тебя – сейчас здесь, на «хер», «урою»!

Преступник в точности повторил движенья оперативника, готовясь дать ему достойный отпор. Никита, понимая, что здесь сейчас случится нечто непоправимое, поднялся со своего стула и встал между соперниками, руками, стараясь развести их – подальше друг от друга – в разные стороны. Те же, как два разъяренных тигра, стремились преодолеть возникшую между ними преграду, пытаясь оттолкнуть с пути новобранца.

В этот момент на помощь младшему лейтенанту пришли начальник «убойного» отдела и защитник Всезнающий. Зайдя в помещенье, Кравцов «металлическим голосом» гаркнул:

– Майор, вы что здесь за «спаринг» устроили. Вас что, даже на минуту, одних оставить нельзя?

Появление руководителя и сопровождающего его адвоката произвело некоторый «охлаждающий» эффект на обоих готовых вцепиться другому в глотку противников.

– Присядьте!
– произнес Виктор Иванович тоном, каким умеют говорить только начальники так, чтобы их команды выполнялись беспрекословно.

Противоборствующие стороны немного утихомирились и выполнили отданное им грубым голосом приказание, однако, продолжая поглядывать друг на друга, словно делящие добычу зверьки, разбежавшиеся верменно в стороны, лишь для того, чтобы перевести дыхание и немного восстановить свои силы, чтобы в дальнейшем, еще с большей яростью броситься в битву. Кравцов, видя, что уже можно довести до присутствующих имеющиеся у него значимые для всех сообщения, ненавязчиво произнес:

– У меня на повестке дня две необычные новости: одна, простите за каламбур, плохая для нас и хорошая для наших гостей, другая – ни то, ни се, ни нашим, ни вашим. С какой начинать?

Все находящиеся в кабинете молчали, понимая, что сейчас им предстоит услышать нечто такое, что сразу расставит все на места.

– Тогда начну со второй, - равнодушно начал Виктор Иванович.
– Пришли результаты судебно-медицинской экспертизы убитой в Царицынском парке девушки. Согласно этого заключения, смерть наступила в результате необратимых процессов, вызванных повреждением головного мозга. Проще сказать – от попадания пули.

Здесь руководитель взял небольшую паузу и убедившись, что его внимательно слушают, продолжал:

– Ну, и главная новость. Сегодня ночью в тюремной камере покончил с собой гражданин Кафтанов Алексей Германович.

– Как?
– привставая со своего места, выпучил глаза Киров.

«Папа» Коля же только презрительно усмехнулся. Очевидно, для него, это нежданное обстоятельство, не было только-что вновь услышанным. Подполковник, меж тем, не замедлил ответить на поставленный перед ним вопрос старшего сыщика:

– Очень просто. Удавился собственными штанами.

Далее он уже обратился напрямую к бандиту: