Шрифт:
Елисей в состоянии свободного падения стремился к земле, громко вереща. Бабуськи хаотично пытались колдовать, но, видимо, так напугались и растерялись, что у них ничего не получалось. Я метнула взгляд на Кощея, тот лишь пожал плечами, давая понять, что несчастный случай с оболтусом вполне его устраивает. От бессилия Яга зло топнула ногой и прокричала:
— Да, чтоб вам провалиться всем!
Два советника, одна чадра и вся кощеева охрана, включая часть тварюшек, тут же провалились в трюм.
— Сработало! — обрадовалась великая колдунья тридесятого царства. — Янина, поднажмем!
Тварюшки! Я подлетела к вожаку каменюшек и грозно ему скомандовала:
— Поймать Елисея и принести на корабль!
Горгулька застыла каменной статуей и не двинулась с места. Я постучала ей по голове, носу, рогам, но горгулька так и не ожила. Вновь посмотрела на Кощея, чутье меня не подвело, именно злыдень не позволил тварюшке помочь Елисею. От безысходности уже практически выла в голос, вместе с беспомощными бабуськами. Те уже никого не стесняясь, махали руками, делая замысловатые пасы, и с рыданиями читали стишки, но Елисей продолжал лететь вниз, неумолимо приближаясь к земле. От осознания неизбежного меня начала колотить крупная дрожь, по щекам текли слезы. Я зажмурилась, посылая молитвы всем известным богам.
— Да, отцепись ты, болезный! — раздался в тишине, рычащий голос Горыныча.
Распахнув глаза, увидела, как Змей пытается стряхнуть царенка со своих когтистых лап, но тот крепко цеплялся за конечности динозаврика, видимо, от испуга у оболтуса свело конечности. Наконец, Горыныч резко дернул задними лапами, и Елисейка свалился на палубу, жестко приложившись об нее. Бабульки тут же отмерли и кинулись проверять роднульку на наличие ран и ушибов. Но, судя по дружному выдоху, у оболтуса все было благополучно. Он был обнят, расцелован и затискан. От переполнявших Янину чувств, молодая зараза подбежала к приземлившемуся на корабль дракончику, поцеловала его в щеку правой головы и вновь убежала к внучку. Горыныч застыл от неожиданно полученной ласки, не зная, что дальше делать, чтобы не спугнуть свое зареванное счастье.
— Раз! — негромко, но по-бухгалтерски скрупулёзно, подсчитала я, но Змей меня услышал.
— Ты-то тут при чем? — зашипела на меня рептилия.
— То есть ты нагло считаешь, что я тут вовсе не при чем? — испытывающе приподняла я бровь. — Значит, дальше сам будешь действовать! Бутылки верну по возвращении в замок!
— Ладно-ладно, обидчивая какая! — тут же пошел на попятную бронтозаврик, — Так и быть, этот поцелуй тебе засчитаю! Но в следующий раз на такой подвох не куплюсь!
— Мы с тобой об ухаживаниях договаривались, вот и действуй, меркантильный ты мой, — усмехнулась я, протягивая Змею носовой платочек для Янины.
Дракоша тут же схватил тряпицу и унесся утешать свое вредное счастье.
— Янинушка, что ж ты слезами мне сердце рвешь?! Успокойся, красавица моя! — лепетал динозаврик, трогательно протягивая зареванной заразе носовой платок.
— Я ТЕБЕ сердце рву!? Эгоист бесчувственный! Сухарь в чешуе! Елисеюшку нашего чуть жизни не лишили, перепугался весь, а ты только о себе думаешь! — самозабвенно истерила румяная зазноба.
От явной несправедливости у рептилии от возмущения дым пошел из ноздрей. Надышавшись, Янина чихнула, отчего еще одного советника и оставшуюся чадру сдуло в трюм, и громко высморкалась в горынычевский платочек, яростно сверля бронтозаврика глазами.
— Знаешь что, ягодка ерепенистая, я только ради тебя этого пришибленного спас, и какие слова я слышу в свой адрес? — начал раскаляться горе-ухажёр.
Мда, эти темпераментные сказочные герои сами точно не договорятся, нужно помогать, иначе Янине будет сложно еще два поцелуя отрабатывать. Она сама к нему не побежит, он тоже больно гордый, и шагу навстречу ей не сделает. Еще лет пятьдесят будут препираться.
— Правильно, ругай его, Янинушка, — с нажимом произнесла я ее имя, отчего Горыныч тут же утих, но возмущенно пыхтеть не перестал. — Покричи, может, полегче станет. Такой испуг пережила, не каждое женское сердце выдержит, — с очень прозрачным намеком произнесла я.
Змей тут же сообразил, в какую сторону я клоню, и подхватил мою мысль:
— Да-да, Янинушка, если тебе от этого полегчает, то покричи на меня, можешь даже ударить, — пылко причитал динозаврик. — Только несильно, чтобы кулачки свои нежные не поранить.
От щемящей нежности, которой было пропитано каждое слово Горыныча, слезы по щекам Янины потекли еще больше, превратившись в нескончаемые потоки.
— Может, мне на кого покричать? — философски проворчала баба Яга.
— Не нужно, нет тут таких стойких, чтобы твой скандал пережили, — восхищаясь Янининым спектаклем, прокомментировала я.
— Янина, не переигрывай, — шикнула на сестру Яга. — Елисейку совсем перепугала.
Молодая зараза тут же утерла нос, и, погладив бледного царенка по голове, скосила на Горыныча кокетливый взгляд. И судя по трем вытянутым клыкастым мордам, столь милостивую реакцию от любви всей своей жизни, он получил впервые за пятьдесят лет. Как только он повернулся ко мне, демонстрируя три наиглупейших улыбки, я не удержалась от шпильки:
— Ну, и когда мне тебе, Змей, бутылки занести?
— Я тебе занесу! Я тебе занесу! — угрожающе задымил на меня бронтозаврик.