Плавать Маргарита любила, но сегодня не стала – с Ангеликой на руках она быстро присела, погрузила их обеих на мгновение под воду, и побежала назад к шатру. Вскоре она вышла к Рагнеру одетой в платье, но с мокрыми, распущенными волосами.

– Зря ты не искупался, – сказала она, присаживаясь напротив него. – Вода теплая, к тому же целебная. Ангелике и той пришлось по нраву, – показала она замотанную в сухое полотенце, гукающую и улыбающуюся дочку.

– Нельзя мне, – вынул травинку изо рта Рагнер и отбросил ее. – Бесовские обряды да игрища, а я на исправлении души…

– А травинки ты давно жуешь? – задумалась Маргарита.

– Полагаешь… я наперстянку вашу погрыз?

– Да кто знает, что тут за травы еще растут или грибы… Я сама не знаю. Не тащи более в рот всякого, ты же уже не малыш. И я тебе не указываю, но…

– Значит… может, я уж снова отравился. Одним хлебом не наелся и много чего успел погрызть, пока тебя ждал. Наверняка помру через три дня…

– Рагнер! Что еще за разговоры?

– Ааа… так – ничего…

– Рагнууулечка… – ласково прошептала Маргарита. – Ну скажи, что такое с тобой? Может, ты мне благо хочешь сделать своим молчанием, но выходит хуже. Я же вижу, что тебя что-то гложет. Я тревожусь и расстраиваюсь. Неужели мы вместе через малое прошли?

– Я… Иди ко мне, – протянул он руки. – Сядь ко мне, хочу вас обнять.

Маргарита пересела спиной к его груди, и он обнял ее.

– Говори! – потребовала она.

– Просто так не сказать. Я с Магнусом поговорил о твоих снах, потом разговор зашел о проклятьях, и еще я случайно узнал, что мой старший брат Гонтер знал точное время своей смерти – затем и вернулся в Ларгос. Говорил, что мы оба прокляты и я умру как он – в тридцать три… Он погиб ночью третьего дня Кротости, значит: у меня три дня. Возможно, я уже вновь отравился, возможно, рана на голове загноится… Гонтер, к примеру, поцарапал руку в празднество – и всё. Утром рука опухла вдвое, к вечеру началась горячка, и более он не приходил в сознание, бредил… Вот и я… готов плакать от жалости к себе! – недовольно выдохнул Рагнер. – А могу даже хлебом подавиться. Я раз видел, как здоровый мужик взял и подавился крошкой… От рыбных костей тоже умирают…

– Рагнер, хватит!

– Послушай, любовь моя… Если я впрямь отойду в иной мир, то Лорко позаботится о твоем возвращении в Ларгос. Можешь здесь задержаться, но осенью – возвращайся. Я оставил в Рюдгксгафце духовную грамоту, – всё тебе и дочке завещал. Магнус и Марлена знают, где она спрятана. Что еще… Моим охранителям скажи, пусть вырежут мне сердце, – они поймут, что делать дальше. А прочую мою плоть сожги по меридианскому обряду… В Ларгосе пока живи – там тихо и безопасно, затем и замуж обязательно снова выходи. Кажется, принц Баро к тебе посватается – я буду радоваться за тебя…

– Рагнер, прекра… ти, – всхлипнула Маргарита, вытирая слезы со щек.

Слышался нежный женский хохоток, всплески и шлепки по воде, – Беати и Тасита резвились, как дети, их дочки довольно повизгивали; весело журчала речка. Под этот жизнерадостный гул, Ангелика вдруг захныкала; плачущая Маргарита молча расстегнула ворот платья. Рагнер тоже молчал – любовался самой прекрасной картиной на свете: как, прикрыв от удовольствия глаза, его ребенок пил сок из белой груди его жены, его женщины. Маленький огонечек, кружась, сел Маргарите прямо на макушку – будто прилетела звездочка.

– А знаешь, Рагнер, – несчастным голосом сказала Маргарита. – Скоро созреет тутовая ягода. Нельзя тебе никак умирать, не попробовав ее…

Он крепче обнял ее и поцеловал в макушку.

Утта

Розыскная служба Экклесии, «Святое испытание», в первую очередь выявляла еретиков среди священников и боролась с черными орденами дьяволопоклонников, далее наступал черед алхимиков, колдунов и ведьм. Колдунами и колдуньями становились после прочтения еретических книг, сношений с демонами и принесения клятв повелителю Ада, ведьмами – рождались. Само слово «ведьма» означало ведущую женщину, знающую больше других без какой-либо учебы или грамоты, женщину, способную влиять на погоду, отбирать молоко у коров, портить зерно, насылать пожары, хвори, неурожай. Знахарки встречались в каждой деревне, и их чтили, несмотря на то, что порой их лечебные обряды смахивали на колдовство. Ведьма же, в отличие от знахарки, никого не лечила, но исполняла привороты, искусно ворожила и сторонилась людей. Силой своей она не всегда могла управлять – если ведьму обижали, то ее обидчик жестоко платил, даже без ее явного желания, однако, если ведьму сжигали, то исчезало и ее проклятье. Святые испытатели считали, что к будущей ведьме Дьявол приходит во снах и учит ее ведовству; потом, осознав себя ведьмой, женщина приносит ему в жертву детей, лучше всего младенцев, – так она сеяла горе, так росла ее сила. Ведьмы были злобными, чаще всего некрасивыми и смертельно из-за этого обиженными на всех людей и на Бога. Зато Дьявол обещал им красоту и нечто большее, чем красота, – женские чары. Следовательно, вызывали подозрения некрасивые девочки, какие вдруг расцветали, а также дамы заурядной внешности, но сводящие мужчин с ума. Привлекательные чужеземки тоже были потенциальными ведьмами – авось они получили свою красу путем колдовства, после чего, боясь разоблачения, покинули родные края, да наверняка по воздуху.

Конец ознакомительного фрагмента.