Шрифт:
– Дашка!
– он откинул одеяло и сел.
– Скажи мне - это правда?! Катя вернулась?
– Да.
Дарья обняла мужа, попутно добравшись до запястья. Но считать не получалось - ухо ей оглушало его хриплое надсадное дыхание. А потом он резко отстранился. Дернул в сторону ворот больничной пижамы.
– Где она?
– Дима, я тебя прошу, успокойся. Тебе противопоказаны любые потрясения. Дима...
– Она здесь, да?
– на лице Тихомирова появилась какая-то сумасшедшая улыбка. Дикая и кривоватая.
– Катя здесь, да?
– Дима...
– Она здесь, я чувствую. Даш, позови ее.
– Тихомировы...
– снова выдохнула Дарья.
– Вы сведете меня с ума.
Дочь рыдала, уткнувшись в отцовы колени. Отец с абсолютно опустошенным лицом гладил дочь по голове. А мать отправилась искать лечащего врача - на всякий пожарный. Эти Тихомировы кого хочешь с ума сведут.
Потом Тихомиров, естественно, отбивался от врача, сдался только под Катины увещевания и дал себя осмотреть. А потом они сидели, обнявшись, втроем на кровати. И рассказывали и перебивали друг друга взахлеб - о всякой ерунде, пустяках, выплескивая эмоции.
– Симпатичная пижамка, па.
– А ты похудела!
– А мама курит!
– Тихомиров, мы воспитали ябеду.
– У юристов это называется сотрудничать со следствием.
– А ты тоже похудел, пап!
– Так коньяку не дают. А без коньяка как-то все невкусно.
*
– Как ты убедила отца остаться еще на три дня в больнице?
– Твое возвращение, Катя сделало его чрезвычайно сговорчивым, - Дарья Александровна вытряхивает пепельницу в мусорное ведро.
– А как это произошло, кстати? Мне сказали, что это рабата дипломатов...
– Дарья тяжело опустилась на стул, вспоминая.
– Отец поднял все свои связи, обещал любые деньги, но мы так и не смогли ничего добиться. Говорили только одно и то же: территория переходит из рук в руки, никакой информации нет, ждите.
– Мне кажется, что это сделал парень из посольства.
– Какой парень из посольства?
– Мы были там...
– Катя тяжело сглотнула.
– Вместе. Его зовут Кирилл. После того, как он сходил поговорить с теми, кто... в общем, через несколько часов меня освободили.
– А он?
– А он остался там, - Катя съежилась.
– Мне ничего не известно о том, что с ним случилось дальше. Мам, как думаешь, папа может узнать по своим каналам?
– Думаю, можно попробовать, - кивнула Дарья.
– Только давай подождем выписки отца. Как ты сказала, его зовут? Кирилл? Фамилия?
– Не знаю, - вздохнула Катя.
– Я знаю только имя. Я даже не знаю, как он выглядит.
– Это как?
– удивилась мать.
– Там было темно, - всхлипнула Катя. Обняла себя руками.
– Там всегда было темно.
– Ну-ну-ну, - Дарья тут же обхватила дочь за плечи.
– Все хорошо, Катюша, все уже хорошо. Папа вернется, он сделает все возможное. А ты думай о хорошем, ладно? Давай-ка на стол накрывать, сейчас Маша с Васей приедут.
– Правда? Здорово!
– слегка преувеличенно обрадовалась Катя, вставая.
– Я бы на твоем месте не слишком радовалась, - Дарья достала из ящика скатерть.
– Василий твердо намерен читать тебе наставления о недопустимости безответственности и безалаберности.
– Ой, кто бы говорил, - закатила глаза Катерина.
– И тем не менее. Мне кажется, что только благодаря Васе твой отец не сошел с ума. Вася тут каждый вечер или сам приезжал, или Машку присылал, или звонил. Одна я бы не справилась с твоим отцом и его... переживаниями. Так что готовься к тому, что тебя будут учить уму-разуму. И пенять на то, что довела любимого Васиного тестя до больницы.
– Поняла, - вздохнула Катя.
– Дом, милый дом. Уже начались нравоучения.
3.3
*
– Катюша, - мать заглянула к ней перед сном.
– Давай-ка на завтра будильник поставь.
– Зачем?
– Поедешь со мной.
– Зачем?!
– Сдашь анализы.
– Мам...
– Катя, Африка - не шутки. На всякий случай, ради моего спокойствия. Я прошу тебя. Не уподобляйся отцу.
– Хорошо, мамуль. Только давай ты меня сама разбуди, ладно?
– Договорились, - материнские губы коснулись лба дочери.
А Катя долго потом не могла уснуть, ходила пить теплое молоко на кухню и дышала слабо пахнущим еще табачным дымом воздухом. Как много изменилось в родном доме. Теперь в нем пахнет сигаретами. А у самой Кати - бессонница. Потому что страшно закрывать глаза и возвращаться в темноту. В темноту, в которой нет теплых сильных надежных рук.
*
– Ты никогда не жалела?
– Катя оглядела, словно видит в первый раз, знакомый кабинет.
– О чем?
– поинтересовалась мать.
– Ты не устала?
– вместо ответа снова спросила дочь.