– И кого испортила? Воздух?

Рассказать страстей помешал появившийся из-за спины унгрийца монах. Гадалка покорно опустилась на колени, потянулась за благословлением.

– Грехи мои неискупимые, - всхлипнула она, иступлено отмахивая троеперстием. Не верой и отчаянием, количеством брала. Едино зачтется.

– Никому не отказано в милости божьей, - возложили ладони на голову кающейся женщины.

– А с этими как же? — Колин указал на мертвецов под соломой.

– Для него мы все живы, - преисполнен душевности монах. — В том его истинная милость, нами непознанная. Непонятая. Непринятая.

Странный мерседарий*. Хабит* не из грубой шерсти, из крашеного льна, не изгваздан уличной грязью. Пояс обычный, а повязан - концы по моде свисают до колена. За поясом четки. На крупных янтаринах буквицы. Сапожки (не башмаки) из телячьей кожи, добротного кроя и шитья, не запачканы. Не пешим в Яму прибыл ревнитель заповедей и служитель Господу. Руки холеные, ухоженные, без въевшейся грязи под ногтями, заусенец и мозолей. Монастырский ли житель, белоручкой и франтом разгуливать?

Колин напряг память, сталкивались ли она прежде? Память ничего не подсказала. Не сводила их жизнь ни близко, ни отдаленно.

Первая ласточка, - заподозрил унгриец неладное. С чьей стороны внимание? В чью пользу? На кого думать? Даану заниматься подобным нет смысла. Скоро самолично сунется в Крак. Гусмару? Солеру сподручней обратиться напрямую к инфанту. Возможно, так и сделал. Король? Помнит ли Моффет вообще о том, как подмахнул и кому подмахнул баронский титул. Сонное Золотое Подворье расшевелилось? Туоз? Холгер? Еще кто? Бейлиф от спячки воспрянул? Ему дипломатию разводить не к чему. Вызвал бы, пообщаться. Канальщики? Монах, да еще мерседарий!? Слишком тонко. Купцы, с подачи Глинна? Или кто-то достаточно умен, сопоставить и догадаться?

,Чем сильнее топнешь в лужу, тем больше народу забрызгаешь, - предупреждал его тринитарий. Кого забрызгал? Кто оценил его умение топать? Отдал бы предпочтение Латгарду, но Старый Лис мертв.

Новики? Сеон?
– закончил Колин приблизительный список любопытных. Отыскать хороших зацепок, привязать мерседария к кому-либо конкретно не удалось. Определить направление, откуда ждать напасть, тоже.

– Вашей миссии не позавидуешь, фра.

– Зависть греховна вне зависимости от причин её проявлять, - напомнил мерседарий основополагающую заповедь. — А что вас привело в средоточие людских страданий? Смею надеться человеколюбие и жажда милосердия.

– Мне соврать?

– Боже упаси!

– Милосердием и человеколюбием не страдаю. Любви к ближнему не испытываю.

– Спасти, не требуется любить. Достаточно хоть сколько того желать.

– И не желаю.

– И не вы одни, - сокрушался мерседарий людской черствости.
– Наши слабости - испытания близким.

– Как и их для нас, - уравновесил обвинения Колин.

– Верно-верно, - согласен и расстроен монах.
– Но вижу, вы не хотите назвать побуждающий мотив спуститься в недра отчаяния. Не смею настаивать, и не держу мысли о чем-то постыдном.

Соврать? Ему не затруднит узнает правду у гриффьера. Собственно так и так узнают. И пришлют следующего заговаривать мне зубы. Угадаю ли? А сейчас и гадать не надо. Вот он.

Колин давно осознал и принял, дальше в одиночку цели не достичь. Не сможет. Загоняет себя и только. Потому придется, пусть и второстепенное, незначительное, малоответственное, взвалить на других. Где их только набрать — других? Где только возможно. В его положении вряд ли подойдет чем-то ограничиваться. Тем более практически ничего не имея.

– Постыдного в том нет. Ищу человека, отменно знающего столицу и здешние нравы. Дно и придонье, - поделился насущной проблемой Колин.

Мерседарий не удивлен. Нисколько. Обыденное занятие искать знайку в столичной дыре. Все этим только и занимаются. Подслушал? Не мог. К гриффьеру не подходил. Но ведь представлял о чем речь.

По губам прочитал!?
– сделал неприятное открытие Колин о способе влезать без спросу в его тайны.
– Как сумел? И когда я его проморгал?
– унгриец порадовался отказу придумывать лишнее.

– Позволю полюбопытствовать, для чего он вам? — занять руки, монах взялся за четки. Он не перебирал их, а казалось давил в сильных пальцах.

– Убит мой хороший знакомый. Гарай. Я поклялся розыскать убийц, - скормил Колин мерседарию самому набившее оскомину объяснение. Историю с воровкой приберег. Но намекнул.
– И выполнить несколько ответственных поручений. Словом, нужен толковый человек. С обширными знакомствами в столице. Не только наверху, но и поближе к дну.

– Радеть за правосудие благое стремление, - хрустел четками мерседарий. — Но вы должны отдавать себе отчет, взявший Меч Закона, служит закону, а не мечу.