– Бери этих двоих себе в помощники, большего они пока не достойны. Разъясни им наши правила, а если не станут тебя слушать – сразу жалуйся на то Щуру, он такие вопросы улаживать любит! – ответил Тур и, посчитав дело законченным, вновь обратился к Горану, указывая на трёх перепуганных крестьян, которые были в одной будке с Духовладом и Далибором – А это кто такие?

Мельком кинув на них взгляд, и тут же махнув рукой, Горан безразлично ответил:

– Да так, забитые крестьяне. Этот пройдоха Здебор, подрядил их где-то в глубинке, пообещав щедрую оплату, а вместо того три года продержал их в обозе, заставляя работать за еду. Для меня они не опасны, поступай с ними, как знаешь.

В глазах Тура вспыхнул огонёк благородства, и он стал высокопарно вещать:

– Ваши поработители сурово наказаны Медвежьим Воинством! Теперь вы свободны от оков, можете идти, куда вам вздумается, и делать то, чего хочется! Возвращайтесь домой, и живите счастливо, не забывая поминать в молитвах своих освободителей!

Переглянувшись, крестьяне вскочили и, оглядываясь, быстрым шагом направились в сторону леса. Вдруг, старший остановился и, сказав что-то двум остальным, пошёл обратно к Туру. Перепуганные соплеменники стали его уговаривать и хватать за руки, пытаясь остановить, но тот вырвался от них и, подобострастно склонившись перед предводителем разбоев, явил свою просьбу:

– Милейший господин! Мы благодарны Вам за освобождение, и желаем успешного исхода всех ваших начинаний! Три года мы тяжело трудились в этом обозе, не получая ничего, кроме скудного пропитания, побоев и унижений, а теперь хотели бы забрать заработанное собственным потом… Мы можем взять расчёт не деньгами, а ценными товарами, если Вам будет так угодно…

Духовлад прикрыл глаза рукой, удивляясь, что такой жадный и глупый человек дожил до столь почтенного возраста. Благородный огонёк в глазах Тура, в одно мгновение сменился на холодное презрение, и он надменно зашипел:

– Ты хочешь, чтобы мы разделили добычу, за которую проливали свою кровь, с теми, у кого не хватает смелости даже потребовать своего?! Щур! Вознагради этих людей за долгий труд, да смотри, чтоб им не показалось, будто их обделили!

Из толпы вышел невысокий, коренастый человек, с маленькими, злобными глазками. Узкий лоб и выдающаяся вперёд нижняя челюсть, создавали ему портрет человека, явно не страдающего избытком ума. Он свистнул ещё нескольким разбоям, и те немедленно набросились на несчастных крестьян, скрутив их, и прижав к земле. Щур подобрал с земли палку, длинной примерно по пояс, несколько раз попробовал её на изгиб и, удовлетворённый её упругостью, растянул мерзкую улыбку. Приказав подручным снять с крестьян изодранные остатки обуви, он принялся воодушевлённо лупить их палкой по икрам и пяткам, явно получая от своего занятия неописуемое удовольствие. Крестьяне верещали от боли и молили о прощении. В толпе разбойников это вызвало новый взрыв хохота. Когда ноги несчастных уже изрядно покраснели и опухли от побоев, мучитель прекратил истязание, и приказал державшим отпустить жертв.

– Я дам вам ещё одну возможность убрать прочь с моих глаз свои мерзкие рожи! – гневно прокричал Тур плачущим, и корчащимся от боли крестьянам.

Не имея возможности подняться на ноги, крестьяне поползли в сторону леса, громко рыдая и причитая от боли. Это зрелище очень веселило разбойников, некоторые из которых стали даже делать ставки на то, кто из побитых крестьян первым доберётся до леса.

– Мне кажется, что эти люди могут передвигаться быстрее – громко сказал Тур, подначивая своих головорезов – Кто сможет попасть камнем по кому-нибудь из них?

В толпе сразу отыскалось множество желающих проверить свою меткость. Десятки разбоев кинулись искать у дороги камни, и запускать их в уползающих крестьян. Камни один за другим стали с глухими ударами приземляться на землю вокруг ползущих целей, а вскоре стали и понемногу попадать по ним. Спасающиеся громко вскрикивали от боли при каждом попадании и, неизвестно где, находили силы для ускорения. Старший из крестьян уже не мог соревноваться в резвости со своими, более молодыми, соплеменниками, и отставал от них всего на метр, но этого уже хватило для того, чтобы сделать его главной мишенью. Камни стали градом сыпаться вокруг него, попадая уже гораздо чаще. Он стенал и плакал, но продолжал ползти из последних сил. Его собратья уже скрылись из поля видимости охотников, успев заползти в густой придорожный кустарник, и ему оставалась самая малость до спасения, но один из камней чётким навесом попал ему прямо в затылок, со звонким стуком отскочив от черепа, и он замер на месте, лишившись чувств. Это только раззадорило метателей, и они продолжили своё дело с ещё большим остервенением. Духовлад молча, не отводя глаз, смотрел, как безвольно дёргается тело при каждом попадании тяжёлого камня. Иногда камни снова попадали в голову, вздымая кровавые брызги и отскакивая прочь. Молодой боец смотрел на мёртвое, покрытое огромными кровоподтёками и ссадинами, тело человека, столь презираемого им при жизни, и чувствовал, что сейчас в его сердце просыпалось сострадание к нему. Но разум холодно подчёркивал закономерность такого исхода.

Наконец, разбоям надоело метать камни в мёртвое тело, но раздутое пламя жажды кровавых развлечений требовало новых жертв. Тур прекрасно это видел, и с не скрываемым удовольствием дал волю своим людям, указывая на кучку пленённых наёмников и купцов:

– Этих нельзя оставлять в живых, кончайте и с ними!

Кричащая толпа бросилась на объятых ужасом пленных, некоторых из которых истыкивали копьями на месте, а некоторых оттаскивали в сторону те из разбойников, что были особо охочи до пыток, и зверски мучили несчастных. Многие разбои, разбившись на группы, насиловали немногочисленных, находившихся в обозе, женщин, но были также те, кто не брезговал насиловать и мужчин. Духовлад смотрел на происходящее с негодованием и отвращением: низкие люди, скрывая в толпе своё поганое обличие, давали волю самым презренным своим страстям, не опасаясь ни расплаты, ни хотя-бы осуждения. Но далеко не все люди из разбойного отряда, участвовали в резне и поругании над пленными. Многие ушли в сторону и, разбившись на небольшие компании, обсуждали что-то, не обращая внимания на творящуюся неподалёку кровавую вакханалию. От остальных их отличал более опрятный вид, наличие кольчужной или кожаной брони и более или менее достойное вооружение. По этим признакам Духовлад сделал вывод, что их социальное положение в отряде выше, чем у беснующихся, вооружённых чем попало голодранцев. Тур и Горан залезли в роскошную повозку, в которой приехал последний, скорее всего, чтобы обсудить что-то, скрывшись от посторонних глаз. Один из разбоев, не участвовавших в резне, вызвал у Духовлада особый интерес: это был крепкий мужчина, по примерному возрасту – немного за тридцать лет. Развитые мимические мышцы, делали выражение его лица волевым и суровым. На поясе у него висел длинный меч, на теле был добротный, толстый кожаный панцирь, с теснённой на груди головой вепря. Духовлад припомнил, что, по рассказам Военега, подобные панцири носили сотники в воинстве князя Батурия. Человек стоял, облокотившись спиной на могучий дуб и, сложив руки на груди, наблюдал за расправой над пленниками. Вид его, создавал о нём впечатление, как о человеке сильном и бывалом. Его глаза, полные презрения, не отрываясь следили за резнёй. Человек этот, сразу вызвал в Духовладе некую подсознательную симпатию, он просто не мог отвести от него взгляда, словно любуясь. Будто почувствовав на себе посторонний взгляд, человек резко повернул голову в строну Духовлада, и их взгляды впились в друг друга, будто дерущиеся на смерть голодные псы. Спустя несколько мгновений Духовлад прекратил поединок взглядов, отведя глаза вниз. Взгляд незнакомца был тяжёл, преисполнен внутренней силы, но не поэтому молодой боец уступил ему. Решение было осознанным и хладнокровным: известно, что для любого честолюбивого мужа, подобный взгляд равен прямому вызову его достоинству, а Духовлад не считал уместным начинать свой путь в новом обществе с потасовок, во всяком случае без действительно веской на то причины. Незнакомец тоже вернулся к созерцанию расправы, как только Духовлад отвёл глаза.

– Вы оба так забрызганы кровью, – послышался голос худощавого человека, к которому в помощники Тур определил Духовлада с Далибором – Здесь неподалёку есть ручей, где вы могли бы искупаться. Идёмте, я покажу дорогу.

Худощавый человек не спеша отправился вглубь леса. Духовлад отправился было за ним, но увидел, что Далибор не услышал предложения пройти к ручью, полностью поглощённый происходящим вокруг. Он стоял как вкопанный, широко открытыми, не моргающими глазами следя за кровавой резнёй. Духовлад аккуратно положил ему руку на плечо, дабы привлечь к себе внимание, но даже от этого лёгкого прикосновения парень вздрогнул так, словно ему в это плечо с размаха вогнали иглу, переведя ничего не соображающий взгляд на своего товарища.