– Я знаю много проституток. Никогда не слышал, чтобы они отказывались от денег. Безусловно, это ты, и я бы сам заплатил деньги за еще одну...

– Кинг, мы с ней никогда не спали. Мы были друзьями. Я учился у нее.

– Ты учился, как сбивать кнутом сигарету из чьего-то рта?

– Да, один из первых навыков, которым она меня обучила, - ответил Сорен.

Теперь Кингсли узнал о «других хобби» Сорена. Последнее десятилетие он изучал искусство и науку садизма. Кингу это казалось более понятным, чем степень по теологии.

– Пока учился, я много путешествовал, - продолжил Сорен, - но, когда был в Риме, ни одной недели не проходило без посещения ее дома.

– Она позволяла тебе причинять ей боль?

– Да, - ответил Сорен.
– Хотя сама она садистка. И очень хорошая.

– Насколько хорошая?

Сорен отвел взгляд и улыбнулся чему-то, затем снова посмотрел на Кингсли.

– Она была очень жестока со мной, - ответил Сорен.

Кингсли указал на него.
– Хорошо. Кто-то же должен. В этом и есть причина этого...
– Он взмахнул рукой снова.

– Этого чего?

– Хорошего поведения?

– Я только что рассказал тебе, что в семинарии каждую неделю ходил в бордель, чтобы учиться садизму. У тебя интересное определение хорошего поведения.

– Когда я приехал в Святого Игнатия, все тебя боялись. Все. Tout le monde[10]. Даже священники, хоть и любили тебя. Ты даже не говорил с другими учениками. Ты был эдакой недоступной блондинистой крепостью, и все ненавидели тебя, по веской причине. Что случилось?

– Я повзрослел, - ответил Сорен.
– Я больше не в школе. Это творит чудеса с человеком.

– Мне не нравится, - заявил Кингсли.

– Я не нравлюсь тебе?

– Нет. Да. Не знаю, - признался Кингсли.
– Когда мы были в школе, мы были словно испуганные щенки, а ты, ты был волком. Мне не нравится видеть тебя...

– Каким?

– Одомашненным. Они даже ошейник на тебя надели.

– Я сам надел на себя ошейник.

– Раньше ты пугал меня.

– А ты не думал, что причина, по которой я тебя сейчас не пугаю, в том, что ты больше не щенок?

Сорен ждал.

Кинг посмотрел на Сорена и гавкнул. Сорен просто смотрел на него. Может, в следующий раз ему стоит попробовать укусить?

– Если тебе от этого станет легче, - произнес Сорен, - волк все еще здесь, но он на более крепком поводке.

– Со мной ты отпускал волка с поводка.

– Именно поэтому мне нужен был более крепкий поводок.

– Не знаю, хочу ли платить этой Магдалене за то, что сделала тебя скучным.

– Что она сделала, так это заставила меня принимать себя менее серьезно, а это, знаешь ли, первое из трех чудес, за которые ее нужно причислить к лику святых.

– Я ей завидую, - признался Кингсли.
– Ты был в ее жизни. Я не думал, что увижу тебя снова.

– Если бы не она, у нас бы не состоялось этой беседы, - ответил Сорен.
– Без ее помощи я бы не смог встретиться с тобой лицом к лицу.

– Тогда, вероятно, я тоже ей должен. Даже когда ты кричишь на меня.

– Я не кричу.

– Какой у нее адрес?
– спросил Кингсли.

– Зачем?

– Я отправлю ей чек. Если она та причина, по которой ты здесь, тогда я должен и тебе, и ей.

Сорен вздохнул, взял ручку и клочок бумаги со стола Кингсли и написал адрес. Он протянул его, и Кинг потянулся за ним. Сорен вырвал его из хватки.

– Я знаю, что ты делаешь, - сказал Сорен.

– И что я делаю?

Священник перевел взгляд направо и многозначительно посмотрел на архив Кингсли.

– У Блейз длинный язык, - проворчал Кингсли.
– Одно из ее лучших качеств. Обычно.

– Вот, - ответил Сорен и передал адрес Кингсли.
– Тебе стоит ее навестить. Она может помочь тебе так же, как помогла мне.

– Я в порядке, - отрезал Кингсли.
– Ты ведешь себя так, будто я разваливаюсь на части.

– В прошлом году тебя подстрелили, и ты едва не умер.

Кингсли пожал плечами.

– У меня все неплохо сложилось, не так ли? Кто-то пришел к моему смертному одру и оставил «Прости меня» подарок.

– Это был не подарок. И не было извинением. Это было платой.

– Платой? За что?

Сорен потянулся в карман брюк и достал крошечный прозрачный пластиковый контейнер. Он поставил его на стол Кингсли.

– Что это?
– спросил Кингсли и поднял контейнер. Несколько кусочков металла блестело в лучах полуденного солнца.

– Если бы ты был котом, это была бы одна из твоих жизней.