Шрифт:
Олег развернулся к клиенту.
– Надеюсь, понятно, для чего я пришел?
– Чего Вы хотите?
– Деньги, за сентябрь и октябрь.
– Как так, я уже заплатил!
– Не идет, инфляция. У нас наценка.
– Какая наценка, я деньги не рисую, у меня был договор!
– Теперь другой договор.
Клиент замотал головой, в отчаянии замычал через прижатое к лицу тряпье.
– Сколько?
Олег назвал сумму.
– У меня столько нет!
– Все так говорят. Где у тебя утюг?
– У меня действительно столько нет!
Олег видел, что у него действительно столько нет. Но это была проблема клиента. Братва и не ждала, что Олег выбьет из клиента сразу и все. Важен был ритуал. Ритуал был важен для всех. Для клиента, чтобы обратиться в милицию. Для братвы, чтобы их боялись в зоне их ответственности. Для Олега – чтобы получить авторитет у братвы. Олег не мог позволить себе ошибок. Он должен был показать пахану и парням, что те не ошиблись, взяв в группу бывшего спортсмена-рукопашника. Он уже участвовал в разборках, неплохо показал себя, работая битой против арматуры. Сегодня настало время его участия в другом действии, страшном ритуале девяностых годов.
Ритуал заключался в особом использовании утюга.
Олег еще раз прошелся по комнате – все в скатерочках, подставочках, занавесочках, цветочки в горшочках…
– Не пойму, где тут у тебя утюг…
– Вы не понимаете, у меня действительно столько нет, – прошептал клиент, стараясь не поддаваться страху, пытаясь выпрямиться и говорить значительно – все в производстве, мы закупаем фурнитуру, швейные машинки…
Удар с разворота – и клиент снова на диване.
– Это ты не понимаешь, – и Олег добавил еще пару оплеух, чтобы держать клиента в правильном психологическом состоянии.
За стеной вдруг раздался звук падения, и детский гомон на секунду смолк, а потом раздался громкий плач двух девочек.
Клиент вскочил, Олег послал его в нокаут, вошел в детскую. В нос ударил специфический запах пеленок, горшков и колготок. Женщина лежала около батареи отопления, неестественно свернув голову набок. Девочки орали, мальчик трех лет тоже готовился заплакать, хоть и не понимал еще, что произошло. В дальнюю комнатку Олег старался не заглядывать, там кто-то пытался встать, держась за деревянную решетку кроватки.
– Спокойно, дети, что случилось?
На секунду плач был приглушен, потом включился малыш, и существо в кроватке. Женщина, похоже, дышала. Обморок?
– Блин, кровища! – Кожа на голове была рассечена, надулась огромным синяком, переходящим с темени на лоб и глаза. Олег сходил на кухню, намочил полотенце, вытер лицо женщине, положил ей на лоб. Дети начали успокаиваться.
– Дядя помогает маме, – прохлюпал малыш.
Клиент задвигался на своем диване, застонал, девочки бросились на его голос…
Олег ходил по комнатам, рвал какие-то тряпки, как смог, наложил клиенту повязку. Тот вроде, пришел в себя.
Олегу попался на глаза утюг, он схватил его, вернулся в гостиную, покручивая шнуром.
– Дядя взял наш утюг! – обиделся малыш.
Олег поискал глазами розетку. Вслед за детьми в гостиную приползла женщина, попыталась собрать их вокруг себя, потом бросилась к мужу. Тот мотал головой, кровь практически унялась, только капало из рассеченной брови.
Олег придвинул стул, сел рядом с клиентом.
– Денег у тебя нет, машина – развалюха, да вот еще и утюг не работает…
– Работает – прохрипел клиент.
Олег покачал головой, накрутил провод на кулаки, разорвал.
– Дядя сломал наш утюжок! – заплакал малыш.
Олег сунул обрывок провода в карман.
– Вали отсюда побыстрей! Найди родственников подальше отсюда. К тебе еще придут. Убьют на фиг. У тебя меньше суток в запасе. – Олег встал, и пошел прочь из квартиры, чувствуя, как ледяной ужас забирается в живот. Дети плакали за спиной.
Олег вышел из подъезда, встал перед подъехавшим двухдверным «москвичом», прозванным в народе «Крейсер Аврора». За рулем сидел «Налик», бывший шофер–профессионал, ныне выполнявший в их группировке роль наводчика и «колес». Налик преданно заглянул Олегу в глаза:
– Как?
– Да никак!
Налик, низкорослый мужик лет сорока – пятидесяти, с бегающими глазами, нервно засуетился.
– Никак, это в каком смысле?
– Нет там денег.
Налик завертел головой, зацокал языком, но смолчал, только чаще стал оглядываться.