– Тебе на твое лицо, знаешь, сколько икры надо положить?

– Много! – согласился Ваня и повернулся к своему взводу: – Все здесь? Кого нет?

– Свинки, Цыпы и Алсу… – пересчитав стоящих в строю, доложил сержант.

– А где эти ублюдки?

– Они вроде белье понесли в прачечную.

– Ладно, веди в казарму… – махнул рукой Ваня и сплюнул.

Комбат проходит вдоль строя, лично назначает наряд. Тяжелый взгляд под набрякшими веками. Увидев бойца со швами на губах, остановился:

– Это что у тебя? Кто тебя грыз? – он обернулся и крикнул: – Доктор, что с ним? Чтобы я его с такими губищами больше не видел. Лечи его, а то я его сам вылечу.

После развода Ваня потоптался на месте и уныло пошел к комбату. Таджик собрал с губ семечную шелуху в кулак, тронул меня за рукав бушлата и весело подмигнул:

– Гляди, гляди… У него боец на лыжи встал. Комбат еще не знает.

Подойдя, Ваня нахмурился. Комбат подозрительно посмотрел на него, тоже заранее сдвинул брови:

– Чего тебе?

– У меня боец на лыжи встал.

Неожиданно издав торжествующий вопль, Яровский хлопнул себя по ляжкам и захохотал:

– Наконец-то! А я все жду, когда тебе на голову срать начнут? А как от тебя не убежать, а? – и также мгновенно он покраснел от гнева: – Людьми совсем не занимаешься! Ничем не интересуешься, что у тебя во взводе творится! Ходишь, как тюлень!

– Тюлень! – тихо посмеялся таджик.

Резко повернувшись, комбат свирепо двинулся к нему:

– Ты что ржешь, дебил?! В парк, ослиная рожа! Сейчас на кулак одену!

Успокоившись, он достал платок, вытер с губ слюну и спросил:

– Как фамилия?

– Цыпа… – сказал Ваня по привычке и, кашлянув, поправился: – Цыплаков.

В парке на стоянке деды греются в кабинах. Началась метель, и дальше пяти метров ничего не видно. Между машинами сидят под колесами молодые. Плотно прижались, подняли воротники бушлатов.

В кромешной этой пурге неожиданно призраком мелькнул комбат. Прошел мимо в расстегнутом бушлате. Нагнув голову, рукой держит за козырек фуражку.

– А тебе кто про этот соляра сказал? – сидя на бочке, таджик зажег паяльную лампу и поставил на стол. – Ты думаешь, откуда у него этот соляра? С твоих машин. Твой соляра! Они все с полными баками должны быть. Ты за них отвечаешь. Завтра возьмут и проверят. За все, что не хватает, ты платить будешь. Поэтому я тебе всегда говорю. Никогда уродов на площадке одних не оставляй. Тебя или меня нет, это они точно что-то с машин снимают, чтобы продать. Вот завтра поедешь, пройди и посмотри, где сколько соляры не хватает. Этот бочку возьмешь и зальешь.

Он снял перчатку, приложил ладонь к замерзшему окну. Потом посмотрел в оттаявший глазок. Там мела метель. Выл ветер.

…Вечером на совещании Яровский ввел казарменное положение. Объявил, что ни один офицер и прапорщик не уходит домой до тех пор, пока Цыпу не найдут. Сразу после отбоя позвал Ваню к себе.

– Эй, пингвин! Иди сюда! – крикнул ему из кабинета. – Я тут выяснил, это только ты ничего узнать не можешь. У него в селе живет Лиза. Сейчас берешь дежурку и едешь искать Лизу. Понял, да?

– Как я ее найду, товарищ полковник?

– Найдешь, если захочешь. Привезешь и сразу готовишь на него все документы. С первой сборной отправляешь его Басаева ловить… – открыв сейф, Яровский достал наручники и бросил ему: – Закуешь и посадишь в клетку. Наручники мои личные. Если потеряешь, я тебя самого закую.

Ночь. Горят фонари. Офицеры курят на крыльце казармы. Ваня отчаянно ругается:

– Не бойцы, а одни скоты, гниды, твари! Ты их умой, одень, причеши, спать уложи. А они… Вот где мне эту Лизу искать?

– Тебе местные алкаши за пузырь полную информацию выдадут. Весь список. Сколько у них Лиз, где живут, как часто трусы меняют.

Бросив сигарету, Ваня с бульдожьим лицом решительно направился к подъехавшей дежурной машине. Сверху дневальный громко крикнул:

– Офицеры и прапорщики, зайти в кабинет командира батальона!

Когда все поднялись и расселись, комбат в полной тишине обвел всех взглядом и сердито спросил:

– Тюлень уехал в село?

В углу таджик уронил голову на грудь, беззвучно затряс плечами. Получив утвердительный ответ, Яровский нахмурился: