Шрифт:
– Кушать хочется, - жалобно протянул Денис.
– Думаешь, ты один такой? Я вообще-то тоже голодная, - отозвалась Леся.
– Но денег у нас нет, да и выглядим мы как бомжи. В таком виде только милостыню просить.
– А что? Это идея! Может, хоть на пирожок с капустой насобираем?
– Чего?
– нахмурилась Леся.
– Да шучу я, шучу. Что ты такая серьезная?
– миролюбиво улыбнулся Денис.
– Надо проще относится к жизни. Взбодрись! Кстати, может, отвлечемся от темы еды и поговорим о чем-нибудь другом? Например: о чем ты мечтаешь?
Этот вопрос застал Лесю врасплох. Обычно она не задумывалась над этим, считая, что мечты - для тех, кто ничего не делает. Если же ты занят делом, то и на мечтания времени нет.
– Да ни о чем. О мире во всем мире, наверное.
– Нет, так не пойдет, это слишком банально. Ну же, Леся, давай! Ты должна о чем-то мечтать, - подзадоривал ее Денис.
– Сейчас я мечтаю оказаться где-нибудь в тепле, выпить чашку горячего чая и поесть.
– Опять ты про еду! Я же просил не напоминать, а то у меня желудок в узел скрутился. Какая ты жестокая, Леся! Ты знала об этом?
– О да, ты мне постоянно это говоришь, - рассмеялась она.
Перебравшись по мосту через Фонтанку, они прошли по Ломоносова, свернули на Садовую, а оттуда - на Гороховую. Леся специально вела Дениса зигзагами, опасаясь слежки. Осторожно наблюдая за прохожими, она боялась вновь встретиться взглядом со вчерашним мужчиной в капюшоне или, не дай бог, с тем, что со шрамом. Однако никого подозрительного она так и не заметила.
Чем дальше они шли по Гороховой, тем ближе виднелось Адмиралтейство. А значит, уже совсем недалеко Нева, перейдя через которую, они окажутся на Васильевском острове или в простонародье на “Ваське”. Правда, из-за начавшегося мелкого дождя, опрыскивающего горожан из пульверизатора, шпиль Адмиралтейства терялся в непроглядном тумане и будто все отдалялся, отдалялся...
Наконец, они перешли по Дворцовому мосту на Васильевский остров и, обогнув здание Биржи, добрались до Института истории. Увидев его, Денис подумал, что двухэтажное здание желтого цвета в виде замкнутого четырехугольника чем-то напоминало Гостиный двор на Невском. По сравнению с другими домами, которые он видел в Питере, выглядело оно достаточно строго. Но для университета это оправдано, верно?
На вахте Леся сказала, что они пришли к профессору Гринёву, и их пропустили. Влившись в гудящую толпу студентов, они поднялись на второй этаж и остановились возле двери с позолоченной табличкой, где фигурным почерком было выгравировано “Гринёв Александр Никанорович. Заведующий кафедрой археологии”.
Думая о Лесином отце, Денис представлял его сухопарым мужчиной средних лет со сосредоточенным взглядом и носом, как у Гоголя, но каково же было его удивление, когда их встретил чуть полноватый кудрявый профессор в круглых очках и виноватой улыбкой. Он сидел за столом, заваленным бумагами, но стоило ему завидеть гостей, как он тут же сорвался с места.
– Лесёнок, здравствуй! Я так рад, что ты позвонила!
Лесин папа подлетел к дочери и неуклюже раскрыл ей объятия, на что Леся лишь пробормотала невнятное “привет” и оставила объятия без ответа. Это немного смутило Александра Никаноровича. Он сконфуженно кашлянул, но тут же продолжил:
– Вы проходите, садитесь! Вот здесь как раз есть стул… Ой, простите, сейчас я все уберу!
На стуле, который он собирался предложить гостям, пирамидой высилась стопка документов, поэтому профессор порывисто схватил ее и закрутился в поисках нового убежища для неприкаянных бумаг, приговаривая: "сейчас я все уберу", - однако в кабинете явно наблюдался дефицит свободного места. Лесин отец смущенно оглядывался по сторонам и то и дело поправлял съезжавшие на нос очки, но у него ничего не выходило, поэтому Денис решил ему помочь.
– А может, положим их на подоконник?
– предложил он.
– Точно, подоконник!
– обрадовался профессор и с облегчением складировал туда груду бумаг, которые обрели новый дом.
– Спасибо… эм… Простите, не знаю вашего имени…
– Денис. Денис Высоцкий.
– Денис протянул руку.
– Очень приятно!
– Лесин папа от души пожал ее.
– А вы случайно не родственник тому самому Высоцкому? Как же там начиналось… Сейчас, секунду, дайте-ка вспомнить… Кажется, так: “Средь оплывших свечей и вечерних молитв, средь военных трофеев и мирных костров…”
– Жили книжные дети, не знавшие битв, изнывая от мелких своих катастроф, - закончил строчку Денис.
– “Баллада о борьбе”, верно?
– Вы слышали ее?
– Да, конечно! Мне очень нравится эта песня, да и вообще творчество Высоцкого в целом. Про родственные связи со стопроцентной гарантией утверждать не могу, но мне бы этого очень хотелось.
– Это просто невероятно! А я был почти уверен, что сегодняшняя молодежь совершенно позабыла Владимира Семёновича. Вы меня приятно удивили, юноша!