Грут привел свою группу неофитов к уцелевшему дому и выстроил вдоль ограды. Васпы, словно во сне ходили. Пустые взгляды, замедленные движения. Встали в строй, сутулясь и морщась, как от зубной боли. Войско деморализовано, можно брать голыми руками. Ощущение, что это не экзамен, а очередная пытка только усиливалось. Дин спрашивал, боюсь ли я убивать, и теперь я мучительно сожалел, что не уточнил, кого именно.

— Добровольцы есть? — громко спросил Грут. — Шаг из строя!

Васпы вздрогнули и заозирались. Пауза затягивалась, сержант высматривал жертву. Я слишком часто видел подобное. Не будет добровольцев.

— Разрешите, господин сержант, — громко сказал Тезон и шагнул вперед.

Твою разведку, что он делает? Грут просветлел лицом. Любимчик оправдал возложенные надежды. Мало мне того, что Ян использовал втемную, так и Тезон туда же. Теперь и я дрожал, как неофит, но не от страха, а от ярости.

— А говоришь пе-ри-фе-рия, — ядовито сказал преторианец, сверля взглядом лейтенанта-разведчика. — Тогда и второго бери, Грут. Посмотрим, на что способны приграничные.

— Двести тридцатый, — гаркнул сержант. — Вышел из строя!

Я шагнул вперед, наслаждаясь выражением паники на лице Тезона. Что бы разведчик с Дином не задумали, а первую скрипку в этом концерте играл кровавый китель с золотыми погонами.

— За мной, — коротко скомандовал Грут и развернулся к дому.

Глаза лейтенанта Тура стали еще больше, когда следом за ним пошел Ян. Да посмотри же на меня, Тезон, подмигнуть пытаюсь, что все в порядке. Не увидел, побледнел, зубами скрипнул.

Васпы взяли нас под конвой до порога дома. Грут поднял пистолет и ногой выбил дверь. Истошный женский крик резанул воздух, а я вспомнил точно такой же дом в точно такой же деревне. Старуху, угощавшую молоком нас с отцом. Ее глухой, выцветший голос. «Женщин обижали. Девчонок едва округлившихся выпотрошили, как цыплят, и на дорогу выбросили».

Но сейчас вопрос выживания не стоял. Васпы не за провизией пришли, не за рекрутами и не за деталями к вертолетам. Экзамен неофитов — всего лишь развлечение правящей верхушки. Показательные выступления перед ничего не подозревающими зрителями. Меня ударило в озноб.

Это все не со мной, это не правда.

Из дома слышался аромат свежей выпечки, теплого молока и пряных трав. Я переступил через порог вслед за Грутом. На вымытом до блеска полу пестрели домотканые коврики. На широком столе хозяева оставили небогатую кухонную утварь, а по полу катился керамический стакан, расплескивая молоко.

— Не губите, паны, не губите, — причитала забившаяся в угол женщина. За столом сидел старик с массивной тростью в руках и угрюмо смотрел на нас из-под кустистых бровей.

Я с надеждой оглянулся на Яна. Экзамен ведь фарс? Сейчас преторианец нейтрализует Грута, и мы уйдем. Ведь так? почему Ян молчал? Встал в стороне и руки за спину заложил.

— Сто пятьдесят шестой, — сказал Грут, вкладывая в руку Тезона пистолет. — Убей одного человека на выбор. Две минуты.

Сказал почти ласково, на мгновение задержав пальцы на ладони разведчика.

Тезон молча переводил взгляд с пистолета на замершего у двери Яна, а потом обратно на пистолет. Если в голову лейтенанта пришла гениальная идея вырубить сержанта и сбежать с экзамена, то сейчас она разбилась вдребезги о внимательный взгляд господина офицера. Тезон цзы’дариец. Нам с Училища вдалбливали три главных правила: «Не мародерствовать, не убивать гражданское население и не насиловать женщин». Но у разведчиков на этот счет были особые

Инструкции. В исключительных случаях ради сохранения жизни и достоверности легенды разрешалось все.

В особых случаях. Наш побег из Улья именно такой. Тезон обязан выстрелить, но я не хотел на это смотреть. Как безумный мысленно повторял: «Не убивать, не мародерствовать, не убивать». Простые истины, высокие идеалы. To, за что я держался в Училище столько циклов. To, ради чего всем цзы’дарийским мальчишкам с рождения загубили жизнь. Превратили в солдат, послали воевать на других планетах. Нас сломали так же, как васп. Никакой разницы.

Завывания женщины становились истерикой. Она закрыла голову руками, как будто могла защититься. На моих глазах лейтенант Тезон Тур выполнял сразу все приказы. Как его учили четырнадцать циклов в Училище и несколько дней в Улье. Не было больше лейтенанта. Он превратился в васпу. Неофита под номером сто пятьдесят шесть. Сержант привел его на экзамен и приказал убить человека. Тур развернулся к женщине и медленно навел пистолет.

Ян кривил рот в усмешке и поглядывал на меня. «Брату-то твоему нравится в Улье. А ты сбежать хочешь, наивный дурак». Нет, Тезон. Два шага и я выбью у тебя из рук пистолет. Не позволю! Слышишь? Нет!

Я качнулся вперед, но ничего не успел сделать. Лейтенант разжал пальцы и уронил оружие на пол. Наплевал на чужие преступные и идиотские приказы. Остался собой. Все детство в Училище, всю жизнь в строю. Господин цзы’дарийский офицер.

Женщина затихла, отползая в сторону, а Грут с низким утробным рыком набросился на лейтенанта. Сбил его с ног и принялся бить, с наслаждением впечатывая кулаки в красивое лицо Тезона. И тут раздался выстрел. Хозяйка дома взвизгнула и вздрогнул, наконец-то, невозмутимый старик. Его трость упала и покатилась по полу. Тихо, неспешно. На спине Грута растекалось кровавое пятно.