Лазарет выглядел больше похожим на мастерскую какого-то сумасшедшего изобретателя. Все стены были увешаны полками с диковинными инструментами, в центре стоял верстак. В углу ютился миниатюрный кузнечный горн с множеством приспособлений для ковки и обработки металла. Наполовину готовые механические чудища, состоящие из сотен колесиков, пружинок и шестеренок, стояли, висели на стенах и даже свисали с потолка. В другом углу разместился лабораторный стол с микроскопом, набором миниатюрных отверток и пинцетов, с разбросанными шурупами и деталями. Но все внимание Лерочки приковал невиданный часовой механизм во всю стену, который чавкал, шуршал и сыпал песок. Часы были похожи на разноцветную песочную мандалу с той лишь разницей, что песок в них был живым и текущим по стене вопреки силам гравитации.

Красочные шестеренки из песка всех цветов радуги крутились и перетекали, чтобы смешиваться и завихряться в центре ослепительно белыми вспышками света. Песочная центральная ось отбрасывала тень, которая двигалась по кругу, то появляясь, то пропадая, обретая новое положение и отмеряя секундный ход. Но откуда брался свет? Казалось, сам песок светился и излучал что-то невидимое глазу… Тут Димыч жалобно застонал, вырывая девушку из гипнотического транса созерцания песочных часов. К вящему ужасу, Лерочка увидела, как парня положили прямо на верстачный стол и закрепили в тисках, словно бездушную болванку. Коротышка Макария лихо схватил с полки что-то похожее на помесь дрели и щипцов и полез этим в рану.

— Что вы делаете?!? — дернулась вперед девушка, но была крепко перехвачена бортмехаником.

— Я разрешила тебе пойти с нами только потому, что ты чувствуешь себя виноватой, — произнесла жар-бабочка и укуталась в радужный шелк крыльев. — Но могу и передумать.

— Вы же его убьете!

— Ты действительно так думаешь? — насмешливо произнес Инвар.

— Но… также нельзя… в рану и железом!.. Заражение крови будет!

— Песочники еще никого не заразили, — ответила жар-бабочка и склонила голову набок, словно не слыша стонов несчастного.

Коротышка яростно работал над лицом раненого, выпиливая из него куски, как скульптур отсекает все лишнее из глыбы мрамора, чтобы высвободить спрятанную в нем красоту. Это было жутко и завораживающе одновременно. Летели песочные брызги, змеями шуршали разряды крошечных молний. Потом Макария щелкнул пальцами в воздухе, и девушка могла бы поклясться, что увидела голубоватое свечение.

— Инвар, подай мне протез. В пятом ящике. Живо, — голос коротышки был тихим шелестом, от которого почему-то хотелось встряхнуться, как от попавшего за шиворот песка.

Бортмеханик отпустил девушку, погрозил ей пальцем, чтоб мол никуда не лезла и не мешала, а потом стал рыться в ящике.

— Держи, — на его ладони зазолотился фасеточный глаз, похожий на уменьшенную копию дискошара в том ночном клубе, где они однажды с Машкой…

Макария не глядя цапнул искусственный глаз, выдернул из бороды пару стеклянных волосинок, дунул на них, обмакнул в колбу с какой-то синей жидкостью, потом обмотал обесцвеченными волосками глаз и принялся вкручивать его в глазницу несчастному Димычу. Тот заорал и попытался вырваться, но тиски крепко удерживали пациента. Присутствие духа Лерочке изменило, она зажмурилась и покачнулась.

— Эй! Только обморока нам еще тут не хватало! — возмутился бортмеханик и крепко перехватил девушку за локоть. — Так-то!

— Я… все хорошо… я просто немного… — залепетала Лерочка. — Мне просто надо присесть…

Но сидеть особо было негде, разве что на перекошенной трехногой табуретке, на которую девушка и примостила свой пышный зад. За что и поплатилась оным. Табуретка взбрыкнула бешеной лошадкой и больно цапнула за мягкое место.

— ААА! — подскочила Лерочка.

— Трехтолкай не любит, когда на него садятся, — тихо прошелестел Макария, не отрываясь от дела и надвигая на глаза очки. — Трешка, место! Фу! Я кому сказал! Место!

Теперь голос коротышки стал похож на завывания пылевого смерча. Табуретка зарычала, оскалив винтики и раззявив пасть, потом захлопнула ее и, обиженно скуля, убралась в уголок.

— П-простите… — тяжело сглотнула девушка, потирая украдкой укушенное место. — Я не знала, что она ж-живая… Или это он?..

Не отвечая, Макария что-то сверлил и ввинчивал, Димыч орал благим матом, жар-бабочка словно окуклилась в коконе из крыльев и уснула, разбуженная табуретка рассержено перебирала ножками и подвывала воплям пациента. А Лерочка не дышала.

— Разряд! — скомандовал коротышка.

Бортмеханик опять улыбнулся и ловко выхватил из горна молоток. Замахнулся и… Лерочка зажмурилась. Прогремел гром. В воздухе запахло озоном. Когда девушка открыла глаза, то охнула. Жар-бабочка залезла на Димыча, обвила его крыльями и прильнула губами к его новому механическому глазу. Парень не шевелился. Все замерли, даже бортмеханик прекратил мурлыкать себе под нос дурацкую песенку про пьяных драконов. Лерочка опять забыла, как дышать. А спустя несколько бесконечных минут жар-бабочка словно потускнела и обесцветилась, ее косы обвисли безжизненными веревками. Она слезла с раненого и буднично произнесла: