Шрифт:
Шиан равнодушно пожал плечами.
— В те времена так было принято.
— Но это нарушает закон двусущных, — возразил магу Хассей. — Кровосмешение — путь к вырождению. Думаю, что и Махдет не могла зачать именно поэтому. Но если царица стала первой бастет благодаря той самой сильфиде и колдовству немори и Каорана, то получается, она и не была никогда двусущной.
— Бастет умеют превращаться в кошек, но если двусущные изначально это люди, обретшие звериную ипостась, то с бастет, а Махдет была не единственной, хоть и первой, все немного сложнее. Поэтому Сехмет, ваша Юджина, имеет шанс выжить даже без тела. Сильфидам оно и не нужно, — ответила Зиард. Лицо ее все еще было печально. Воспоминания были все еще болезненными. — Но можно ли Каорана считать отцом Сехмет… Не знаю. Она всегда рьяно отрицала это.
— Откуда ты ее знаешь? — требовательно спросил Шиан.
— Я воспитала Сехмет, и обучала ее всему, что могло пригодиться, чтобы спасти жизнь.
— Что принцессе могло угрожать?
— Каоран. Вскоре после открытия портала царь обезумел, так что его жене пришлось бежать вместе с ребенком. Она освободила меня и попросила помощи. Я скрывала их, сколько могла. Но вскоре Каоран добрался до царицы. Я смогла спасти лишь дочь…
Баст спрыгнул с подоконника, и не обращая внимание на присутствующих, уселся у ног драконницы..
— Ты никогда не рассказывала мне этой истории,
Зиард взъерошила ему волосы и слабо улыбнулась.
— Не видела смысла. Баст, в отличие от бастет, почти не владеют даром сильфид, и меньше связаны с другим миром. Зато гораздо управляют своей звериной сущностью, и часто более сильные маги.
Наэль не выглядел удовлетворенным ответом, но промолчал, положив голову на колени Зиард.
— Это все прекрасно, — раздраженно сказал Шиан. — Но что Каоран хочет от моей жены? Бессмертия? Власти? Могущества?
— Все это и так у него есть. Он хочет открыть портал в мир немори. Снова. Моя кровь для этого уже не подходит — слишком мало осталось во мне от небесного народа. А вот душа Сехмет вполне может стать для него источником силы и проводником.
Глава 24. Другой мир
Я следом за тобой пойду,
Меня не отличишь от тени.
А спрячешься в траву -
Я притворюсь растеньем.
Это я незаметно крадусь
В час когда ты отходишь ко сну,
Твое сердце должно быть моим,
Твое сердце вернет мне весну.
(с) Пикник
Время немори, чужеземных демонов, давно прошло, но ни битвы, ни годы так и не смогли полностью уничтожить старую крепость. Башни ее, из черного, будто впитывающего свет камня, высились страшным оскалом, а высокие стены лишь слегка осыпались. Даже теперь, спустя сотни лет, люди все еще опасались селиться в плодородной долине под Горой Демонов. Поэтому никто и не знал, что крепость немори больше не пустовала.
— Разве так не лучше? — шелестящий голос Ворона был единственным звуком, что нарушал тишину тронного зала. — Когда-то я был одержим красотой. Во всех ее воплощениях — в природе, искусстве… Но нет более коварной и обманчивой красоты, и нет более беспощадной, чем женской. Только вот счастья она не приносит даже своим владелицам. Ты согласна, Сехмет?
Зеленый, будто подсвеченный чем-то колышущийся туман, заключенный внутри пентаграммы, конечно же, ничего не ответил. Каоран усмехнулся, и продолжил чертить магические знаки углем.
— Твою мать была самой красивой женщиной среди когда-либо живших. Но она был лишь смертной, чьей единственной ценностью был внешность. И мне хватало этого… до тех пор, пока она не стала чем-то большим. Кем-то большим. Тогда меня озарило — плоть ничтожна и несовершенна. Можно сделать ее неуязвимой, почти бессмертной, но вечности достойна только душа. Конечно, не всякая. Та женщина, на которой я женился, был слабой и ничтожной. Но сильфида, занявшая ее тело — о, она была поистине прекрасна! Когда я это понял, то избавил свою возлюбленную от клетки плоти, в которой ее заключили. Не убил — освободил. Только вот не предусмотрел, что так я потеряю над ней контроль. В этот раз ошибки не будет.
Ворон активировал заклинание. Пентаграмма вспыхнула, а когда угасла, туман исчез. В центре магической ловушки стояла полупрозрачная девушка. Похожая на ту, что когда-то звали Юджиной. И в то же время другая. Черты лица ее будто были смазаны, и почти неуловимо менялись. Да сами границы ее обнаженного тела оставались неустойчивыми, и где-то почти исчезающими. Не более чем мираж, который вот-вот растворится в воздухе. Юджина смотрела перед собой, и даже будто не замечала худого светловолосого мужчину, стоявшего напротив.