Проклятия срывались с губ женщины, но растворялись в пространстве, не в силах дотянутся до зоны Надлома. Видеть это еще страшнее, чем стать проклятым…

…Тогда, уничтоженная и разбитая, она не знала, что под сердцем зарождается новая жизнь…

— Вы живы, все хорошо! Все будет хорошо! — сказала я быстро.

Он так хотел, так боялся поверить. После прикосновения рук, улыбки, что волшебным образом согревала, очнуться снова в беспроглядном мраке пещеры…

— Не уходи, — прошептал больной одними губами.

Моего ответа мужчина не услышал — заснул или потерял сознание.

— Иди спать, Оля, поздно уже, — негромко произнес колдун.

Я посмотрела на жертву дознавателя, стену дождя, мокрых, но довольных драконов. Нам они тоже принесли абрикос — целую горсть. Фрукты так и норовили соскользнуть на пол, просачиваясь в щель между когтями. И спросила:

— Что же мы будем делать завтра?

Абрикоса попалась маленькая, но спелая, оранжевая. Ее вкуса я не почувствовала. Дождь не утихал, под таким даже нам не пройти, а больному требуется покой, иначе замерзнет, простудится…

Ярослав тоже взглянул на спящего мужчину, но совсем по-другому. Лекарь сказал бы, что состояние тяжелое, и на восстановление потребуется не меньше месяца постельного режима и только тогда… Ярослав был, прежде всего, магом. Он в совершенстве знал современную медицину и собственные возможности.

— Все не так плохо. Скоро прояснится, вода стечет, ветер высушит скалы, — колдун помолчал, потом добавил: — Он хочет жить — это главное, просто нужно немножко помочь.

Я почему-то не решалась задать ключевой вопрос. Яна отозвалась, словно читая мысли:

— Я понесу. Из ткани сделаем носилки. С передышками потихоньку спущусь, обернусь даже быстрее вас.

Пожалуй, это единственное подходящее решение. Сквозь лесные чащи мы иногда едва пробирались сами. Ветви елей перегораживали дорогу, били по лицу. Трава скрывала бугорки и впадинки… Нести рюкзак — это одно, совсем иное бессознательного, ослабевшего человека.

— Завтра разберемся, — решил Ярослав и провел ладонью по лицу, словно стряхивая липкие, назойливые воспоминания. — Всем спать!

Было действительно поздно, усталость сковывала движения, но у меня осталось еще одно незавершенное дело. Глотнув воды из целебного родника, я быстро собралась в дорогу.

Глаза привыкали к темноте медленно, а светом я боялась его спугнуть. Выключенный фонарик, я захватила как страховку, к счастью, пока она не пригодилась. Когда свет костра замер позади едва заметным пятном, я остановилась и приготовилась ждать. Время текло удивительно медленно, но интуиция не ошиблась: Тимка пришел. Знакомо вспыхнули два желтых огонька. Зверек приблизился, стал на задние лапки, пальцев коснулся влажный нос. Несколько раз Тимка обошел меня со всех сторон, изучая или запоминая, а потом залез на руки, позволяя погладить. Шерсть неожиданно оказалась мягкой.

— Спасибо тебе, — сказала тихо, опасаясь, что звук голоса может напугать, но подземный проводник даже не пошевелился.

Он был счастлив. Наш спаситель грелся и грел. Я что-то рассказывала, ему нравилось слушать. Нужно уметь принимать так, чтоб хотелось отдать еще. Сильный, ловкий как кошка, за день вырывающий длинные тоннели, на вид Тимка казался очень хрупким. Это словно зажженный огонек свечи держать на ветру.

Раньше в темноте пещер, нет, мне не было страшно, но я отчетливо понимала, это не мое место. Теперь обострились нюх, слух, зрение. Я любовалась величием камня, знала, куда ведут извилистые переходы. Подземелье превратилось в надежный тыл. Темнота дарила силы, а капельки воды, что непрошено срывались на голову (и раньше жутко раздражали), таили живительную влагу.

— Может быть, мы еще встретимся. Я буду возвращаться домой, — последнее слово неожиданно отдало горечью.

Тимка будет ждать, он поведет тайными лабиринтами пещер, подальше от проклятого перехода. Путями, что невозможно пройти без проводника. «Думай обо мне, хоть иногда!» — просил он безмолвно. Я буду думать. Этот мир невозможно забыть. Кто хоть однажды ощутил — никогда не забудет.

Тимка забрал еду, взвалил кулек на спину и скрылся в темноте. Я так и не узнала главного: он хотел попросить, чтоб я осталась здесь навсегда. Не в пещерах, конечно, а на брошенных землях, возле гор. Чтобы все стало, как в былые времена, как рассказывала мама, а ей ее родители… Чтоб ожили удивительные легенды. Но не сумел, почему-то не хватило решимости. Однако в его сердце поселилась надежда. Мы все, порой, верим в чудеса, хоть и понимаем, что они встречаются раз в тысячелетие.

Я затаилась в густых терновых зарослях и боялась пошевелиться. Я знала, что должна что-то предпринять, но не могла. Возле огромного невзрачного валуна стоял, найденный в пещерах, потерпевший. Он застыл неподвижно, словно каменное изваяние. Глаза у мужчины были ничего не выражающие, пустые, околдованные. Одной рукой Ярослав сжимал его горло, другой держал нож. Лучи солнца скользили по лезвию кинжала так же непринужденно, как и по цветам васильков.

Колдун что-то говорил, на неизвестном языке. Не прерывая заклинания, Ярослав вонзил клинок в сердце жертвы. Похоронным звоном прошелестело последнее слово, и тело упало на землю. Красное пятно расползлось по белоснежной рубашке, туча скрыла солнце, налетел порыв грозового ветра. А из-за камня неспешно вышел Герман. Я никогда не видела военного, но точно знала, это именно он. Как по волшебству ветер стих и воцарилась леденящая душу тишина…