— Нет. Не знаю… Но мне все равно противно думать, что и мы, и весь Шарту, и еще множество людей, возможно, помогаем им исполнить план, в конце которого нас ждет смерть, а их — глупая кровавая победа.

Еще долго они лежали, глядя на махину Экватора, а потом вернулись к работе.

Когда фрат был собран, его пришлось перевалить в кузов Иджи. Ослик взвесил кучу и показал достойную цифру в сто тридцать шесть кило. Затем поверх кучи сел Ашайта, и они двинулись назад, в Шарту. Обратный путь показался им коротким: они шли быстро, их подгоняли голод и чувство законченной работы. Слишком усталые, чтобы поддерживать беседу, они молча обогнули спирали тихоходной дороги, прошли Слепой Изгиб и еще через сорок минут выбрались к большой скале, откуда уже открывался вид на Шарту.

Поселок лежал внизу россыпью серых двухэтажных блоков. Почти все здания были из пластика и стояли на рессорах, позволяющих в случае землетрясения смягчить удар. Купола крыш пестрели слуховыми окнами, сияли на солнце стальные опоры радиовышек. Облака белого и розового пара поднимались над бойлерами и воздухоочистительными установками. Сети коммуникаций паутиной тянулись прямо по красной земле: перекрученные пучки проводов, трубы водопроводов, спаренные кислородно-азотные шлейфы. Целые улицы были соединены в единое пространство с помощью раздвижных полупрозрачных переходов. Внутри этих круглых гармошек люди ходили без скафандров.

Монорельс тихоходного входил в самый центр Шарту. Сам поезд сейчас стоял у парящего в воздухе технического перрона, а машины и люди перекидывали фрат на грузовые платформы.

— Надо успеть, пока идет погрузка, — сказал Хинта, — а то потом придется ждать несколько часов, пока он съездит в город и вернется.

— Я думал, мы пообедаем, — жалобно выдохнул Тави.

— Может, Фирхайф нас угостит.

Они ускорили шаг. Иджи, не сбивая темпа своей механической ходьбы, следовал за ними. Но прежде чем они достигли погрузочной зоны, кое-что произошло. Среди камней, в том месте, где тропа вливалась в окраинные улицы поселка, было расчищено место под открытую спортивную площадку. На ней собралось с десяток подростков. Четверо играли в футбэг, остальные сидели вокруг, наблюдая за состязанием и потягивая напитки из прикрученных к шлемам банок. Когда Хинта и Тави проходили мимо, один из зрителей, Круна, обернулся в их сторону и включил громкую связь.

— Улипа на куче фрата, — крикнул он. — Что, Хинта, решил заработать на вставную челюсть для своего убогого братца? Твой богатенький дружок не подает тебе милостыню?

Внешне Хинта никак не отреагировал, лишь сбавил шаг и положил руку на шею Иджи, как бы заслоняя брата.

— Эй, улипы, омаролюбы! — продолжал орать Круна по громкой связи. — По-твоему, Хин, это прилично, твое страхобратище водить на люди?

Хинта уменьшил в своем шлеме громкость внешнего звука, и голос Круны сделался тише.

— Если уж твоя семейка не в силах убить это существо, то лучше бы вам прятать его. Как постыдный секрет. Как зад в говне. Верно я говорю?

Они загоготали.

— Мы омаров убивали, и кишки им выпускали, дула в жопу им втыкали, яд в глаза им заливали!

— Омареныша мы ищем, в темноте он страхом дрищет, за туманом горько плачет, братика тупого кличет!

— Что слюнявка нам сказала, когда в бошку ей стучали? Мы не поняли ни слова, так как весь язык омарий это каша из мычанья!

За новой речевкой последовал взрыв смеха.

— Беги-беги, спасай своего слюнявого уродца-улипу! — крикнул Хинте вслед Круна. — И литтаплампскую девочку свою прихвати! Только она все равно тебе не даст. А если и даст, то не тебе, а твоему братику-омаренышу. Чтобы беременеть жопой и плодить из нее подобных ему слюнявых недоделков!

Кровь бросилась Тави в лицо с такой силой, что красные пятна стало видно даже сквозь стекло шлема и кислородную маску. Он потянулся к громкой связи, но Хинта его остановил.

— Не надо.

— Но почему?

— Их больше, и из-за твоей матери ты для них все еще чужак. Скажешь им хоть что-нибудь — станет только хуже для нас обоих.

Мимо проехал дрон: два эшелона колес, четыре шаровидных кузова. За шлейфом поднятой им пыли обидчики исчезли из виду. Потом Хинта ощутил, как Ашайта трогает его за плечо. Лицо младшего дергалось. Хинта остановился и включил брата в их с Тави радиоканал.

— А ня мьются? — пуская слюну, спросил Ашайта.

— Нет, они не смеются над тобой. Они просто кричали. Это было не нам.

— А я мал, на мью. — Когда Ашайта переживал, его голос становился совсем тонким, слова комкались и путались, фразы превращались в кашу.

— Успокойся, ладно? Все хорошо. Помнишь Фирхайфа? Мы сейчас идем к нему. Может быть, он нас угостит. А если нет, то после пойдем домой, и я тебя покормлю.

— Лва?

— Да, купим тебе лиаву, но уже после обеда. Хорошо?

— Шо.

Они снова двинулись вперед. Тави часто и расстроенно оборачивался на Ашайту. Хинта шагал рядом с Иджи, взяв руку брата в свою. Дыхание младшего постепенно выравнивалось.