Великая княгиня Екатерина Алексеевна Романова, как известно, пришла к власти в результате государственного переворота в 1762 году. О том, как происходили эти события, она поделилась в переписке со своим возлюбленным – Станиславом Августом Понятовским. В какой мере изложенные ею факты отличались объективностью и достоверностью можно узнать, сопоставив их со свидетельствами очевидцев указанных событий. Одним из них оказался британский посланник в России Роберт Мюррей Кейт.

Вряд ли Роберт Кейт ( –1774) являлся выдающимся дипломатом Великобритании, если судить по его довольно скромной биографии. Во всяком случае, его брат генерал Джеймс Кейт был более известен в России: с 1740 г. в качестве гроссмейстера он возглавил масонскую ложу, в которую охотно вступали российские дворяне. Что касается самого Роберта, то до прибытия в Санкт-Петербург в 1758 г., дипломат успел послужить при дворах Дрездена, Копенгагена, Вены. На своем посту в Петербурге Кейт пробыл четыре с половиной года, покинул Россию в октябре 1762 г.

Роберт женился на дочери сэра Уильяма Кэнингхема Маргарет в 1730 г., когда родился их первенец – Роберт Мюррей Кейт-младший. Наследника ждала блестящая карьера. Дослужившись до генеральского чина, он пошел по стопам отца, получив назначение посла при венском дворе. Второй сын Роберта – сэр Базиль Кейт не отставал от старшего брата. Избрав профессию морского офицера, он стал правителем острова Ямайки. Если о сыновьях Кейта сохранилась информация, то о его дочери Анне мало, что известно 125 .

Надо заметить, что имя Роберта Кейта было хорошо знакомо его соотечественникам, особенно литераторам, которые в своем кругу называли его не иначе, как «посланник Кейт». Подобную известность он заслужил благодаря своему перу. Литературный талант посланника в определенной мере проявился и в донесениях, которые он отправлял в Лондон из Петербурга.

Роберт Кейт прибыл в Петербург в марте 1758 г. и в первых своих депешах в Лондон сообщал об аресте и отставке канцлера А.П. Бестужева и других придворных, приближенных к великой княгине. «Отставка канцлера, – писал дипломат, – была инициирована недоброжелателями Двора, а предлогом послужили его контакты с великой княгиней. И, как и предполагалось, все эти события оживили позиции французской партии». Кейт полагал, что арест Бестужева и усиление позиций французов при императорском дворе были связаны с появлением посла Франции в России. «Два посла – граф Эстерхази и маркиз де Лопиталь правили бал, как при дворе, так и в столице, – продолжал посланник. – Они также полностью подчинили своей воле великого князя, чтобы впоследствии оттолкнуть от него великую княгиню, которая оказывала на супруга большое влияние». Своеобразным «инструментом» в осуществлении замыслов французов выступил некто Брокдорф, принимавший вместе с великим князем самое активное участие в дебошах, на которые великая княгиня неоднократно жаловалась императрице. «К сожалению, ее жалобы не были услышаны, а ее недруги позаботились о том, чтобы с помощью фальшивых домыслов скомпрометировать великую княгиню в глазах императрицы, поэтому она чувствует себя очень неуютно при дворе», – отмечал Кейт 126 . Он также предполагал, что великая княгиня к тому же «пребывала в печали» еще и из-за графа Понятовского, которого со дня на день должны были выслать из России. Вдобавок ко всему прочему была взята под арест ее любимая горничная.

Описываемые дипломатом события давали представление о том унизительном положении, в котором Екатерина находилась при дворе Елизаветы Петровны. Каким-то образом Кейт стал свидетелем приватного разговора императрицы с великой княгиней, о чем поведал в своих мемуарах. «Во время разговора, при котором одна сторона обвиняла, а другая предпринимала попытки оправдаться, великая княгиня, пытаясь найти выход из создавшегося положения, заявила, что поскольку она так несчастлива … и ее обвиняют в разжигании семейных скандалов, что осложняет жизнь как императрице, так и ей самой, то Ее Величество может разрешить княгине покинуть Россию и провести оставшуюся жизнь со своей матерью. Что же касается великого князя, то в интересах империи он может жениться на другой женщине, против чего она не будет возражать». Во время этой беседы, свидетельствовал Кейт, императрица выглядела «очень взволнованной» и говорила с великой княгиней «мягче, чем обычно». Когда же княгиня упомянула о жестоком обращении с ней великого князя, который присутствовал при разговоре, то императрица «велела ей придержать язык и, понизив голос, заявила, что поговорит с ней обо всем наедине очень скоро» 127 . После состоявшегося разговора, как полагал посланник, положение великой княгини заметно улучшилось и у нее появилось немало друзей среди придворных. По-видимому, императрица в обращении с великой княгиней решила сменить гнев на милость, перестав упрекать ее в чем-либо.

В своих мемуарах Роберт Кейт описал первый прием у императрицы Елизаветы Петровны, состоявшийся 30 мая 1758 г. «С момента приезда в Петербург я впервые увиделся с императрицей. Ее Величество после разговора с великим князем и великой княгиней, обратилась ко мне и в своей любезной манере уделила мне внимание, поговорив около четверти часа». Посланник свидетельствовал: императрица пребывала «в прекрасной форме, и не было видно и следа флюса на лице, из-за которого она не показывалась на публике». Он обратил внимание также на то, что великая княгиня «выглядела очень довольной» 128 .

Трудно сказать, чем объяснялось «молчание» дипломата в отношении происходящих при дворе событиях в 1758–1759 гг., но очередная запись в его мемуарах появилась лишь в мае 1760 г. и касалась личных просьб к государственному секретарю графу Холдернессу. Кейт высказывал пожелание поскорее возвратиться на родину. Он напоминал, что согласился на порученную ему правительством миссию не более, чем на два-три года, этот срок подходил к концу, и пора было подумать о его отзыве. Поскольку ситуация при российском дворе остается «стабильной», и ничто не угрожает интересам Великобритании, то это можно сделать в течение лета. «В моем возрасте естественно просить об отставке и возвращении в семью, с которой я не жил вместе около 20 лет, – продолжал сетовать Кейт. – Мое здоровье также оставляет желать лучшего, хотя я никогда не пытался, находясь на службе, на это ссылаться. Дважды переболев лихорадкой прошлой зимой, я с ужасом ожидаю приближения этого времени года. Все вышесказанное побуждает меня просить о скорейшей отставке» 129 .

Примечательно, что в своем письме к государственному секретарю Кейт упоминал о значительной денежной сумме (100 тыс. фунтов стерл.), которые ему были доверены королем. Не исключено, что эти средства шли на подкуп высокопоставленных чиновников (возможно, что и самой великой княгини), судя по тому, что дипломат отмечал: «Эти суммы выплачивались время от времени различным лицам» 130 .

В этой же депеше Кейт обращался с просьбой, чтобы его сыновьям оказали покровительство в продвижении по службе. «Это первая за всю мою двадцатилетнюю службу просьба, – писал посланник, – которую я прошу для себя лично … Я никогда не просил о почестях, должностях, прибавке жалованья, и никогда не отказывался от поручений, полагая, что могу быть полезен на службе Его Величества» 131 . В завершение он почти умолял государственного секретаря похлопотать перед королем о своей отставке.

Однако правительство Великобритании не спешило удовлетворить просьбу дипломата: Кейту пришлось пробыть в России еще два года. В конце декабря 1761 г. в своих мемуарах он оставил запись о кончине императрицы Елизаветы Петровны и о вступлении на российский престол нового государя. «В тот же вечер, когда скончалась императрица, – писал посланник, – барон Лефорт, известный мастер церемониала, прибыл в мой дом (так же, как и в дома других иностранных министров) и сообщил, что на следующее утро император и императрица будут принимать наши соболезнования на галерее двора без особых церемоний. В указанное время я прибыл ко двору. Их Высочества (великий князь Петр III и великая княгиня Екатерина Алексеевна – Т.Л.) появились вместе и принимали нас доброжелательно. Затем мы имели честь отобедать с ними за столом, накрытым на 100 персон, где все … бросали жребий, кому, где сидеть. Но главное, что я хочу сообщить, – продолжал Кейт, – это то, что император (он всегда относился ко мне доброжелательно) приблизился ко мне и шепнул на ухо, что надеется, я останусь с ним, поскольку днем раньше он направлял курьеров в армию с приказом не продвигаться в прусскую территорию, чтобы избежать всеобщего недовольства» 132 . Петр III также добавил, что генерал Чернышев отдал приказ вывести войска из Австрии, которые маршем возвращаются на родину.