Чтение книги Тьма века сего страница 174

Попова Надежда Александровна

Шрифт:

— А внезапная смерть одного из курфюрстов на райхстаге — внимание не привлечет? Как вы намерены решить эту проблему?

— До заседания самое большее два дня, — отозвался Висконти. — Господа фон Лангенберг, фон Хоэнцоллерн и Его Преосвященство архиепископ фон Нассау выразили желание остаться гостями этого дома, о чем и будет объявлено после нашего райхстага. А после заседания это уже не будет проблемой.

— Да, в резиденции Его Величества божественный повар, — благодушно согласился бранденбургский маркграф. — Не хотелось бы упускать случай.

Фон Виттенберг нахмурился, увидев, как страдальчески скривился майнцский архиепископ, и тихо сказал:

— Его Преосвященство не похож на вашего преданного единомышленника, да будет мне позволено заметить. Будет ли мне позволено узнать, что вынуждает его поддерживать вас и вынудило отказаться от союза с врагом, каковой, убежден, он с превеликим удовольствием заключил бы, будь иными обстоятельства? Позволено ли мне будет узнать, что это за обстоятельства?

— Думаю, — отозвался Фридрих все так же мягко, — пока будет довольно того, что я поручусь за его благонадежность, если так можно выразиться в отношении человека, у которого нет выбора.

Саксонец снова взглянул на бледного молчаливого архиепископа, на лежащий посреди стола пергаментный лист, поднял взгляд к запертой двери и, наконец, медленно произнес:

— Здесь лежит тело предателя, получившего по заслугам, я принимаю сторону законного Императора и действую согласно его воле и во благо Империи, но отчего у меня чувство, будто заговорщик здесь я?

— Добро пожаловать в мой мир, — улыбнулся Фридрих и кивнул на заготовленный пергамент: — Итак, достопочтенные господа курфюрсты, если более нет вопросов и возражений, предлагаю перейти к последней части нашего заседания.

Глава 32

Scio opera tua, quia neque frigidus es neque calidus, utinam frigidus esses aut calidus [151] …

Вытравить из мыслей эту строчку, засевшую в разуме, не выходило никак. В голову не шли молитвы об усопшем, как Курт ни старался, не шли простые, мирские горестные сетования или, напротив, отрадные мысли об освобождении, коего так чаял покойный и каковое, наконец, получил. В мыслях и чувствах не обретали отклика мысли о деле, и даже тревога о Мартине, оставшемся в одиночестве у тела фон Вегерхофа, была какой-то мутной и далекой. В мыслях и чувствах прочно водворилось серое, сухое равнодушие. Так, наверное, чувствовала бы себя марионетка уличного гистриона, если б вдруг обрела разум и осознание.

151

Знаю твои дела, ты ни холоден, ни горяч, о, если бы ты был холоден, или горяч (лат.). Откр. 3:15.