Шрифт:
Мартин снова сбился, умолк и болезненно зажмурился, сжав зубы.
— In caritate non ficta, — продолжил Курт ровно, опершись о стол и с трудом поднявшись, — in verbo veritatis, in virtute Dei per arma iustitiae a dextris et sinistris, per gloriam et ignobilitatem, per infamiam et bonam famam ut seductores, et veraces sicut qui ignoti, et cogniti, quasi morientes et ecce vivimus ut castigati, et non mortificati, quasi tristes semper autem gaudentes, sicut egentes multos autem locupletantes, tamquam nihil habentes et omnia possidentes [158] .
158
В нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем (лат.).
— Gratias ago ei qui me confortavit Christo Iesu Domino nostro, quia fidelem me existimavit ponens in ministerio [159] , — тяжело складывая слова, договорил Мартин и опять замолчал, открыв глаза и уставившись в окно; минуту он стоял неподвижно, плотно сжав губы и не произнося ни звука, а потом повторил — медленно, через силу: — Конгрегация по делам веры Священной Римской Империи. Следователь второго ранга Мартин Бекер. Личный номер две тысячи три…
Вновь словно споткнувшись на последнем слове, он смолкнул, распрямился и отступил назад, сжав виски ладонями.
159
Благодарю давшего мне силу Христа Иисуса, Господа нашего, что Он признал меня верным, определив на служение (лат.).
— Fidelem me existimavit [160] , — шепнул он сорванно; отвернувшись, прошагал к двери — стремительно и порывисто. — Fidelem me existimavit, — повторил Мартин все тем же севшим шепотом и метнулся к противоположной стене, тут же развернувшись и устремившись к окну, и снова к двери, к стене, к окну, к двери — и со стоном, похожим на рычание, саданул кулаками в тяжелую окованную створу, и еще раз, и снова. — Мартин! Бекер! — с каждым словом удар был все сильнее, и что-то жалобно захрустело в петлях. — Мартин! Бекер! Инквизитор! — выкрикнул он хрипло и застыл, навалившись на дверь спиной. — Две тысячи три, — выдавил Мартин, обессиленно сполз на пол, закрыв глаза и уже едва слышно шепнув: — Следователь второго ранга…
160
Признал меня верным (лат.).
Тишина обрушилась снова, снова все такая же внезапная и полная, и снова воцарилась мертвая неподвижность, и лишь огонек светильника трепетал еле-еле на слабом ночном сквозняке. Мартин так и сидел у двери, привалившись к ней затылком, уронив руки на колени и закрыв глаза, и заострившиеся черты чужого лица медленно-медленно сглаживались, теплели, постепенно становясь знакомыми, живыми…
Курт неторопливо приблизился к двери, остановился и неспешно, осторожно, морщась от боли в ноге и плече, уселся на пол рядом. Еще минута прошла в безмолвии, и Мартин, наконец, размеренно произнес, не открывая глаз:
— «Если хотите расположить к себе обвиняемого — не пожалейте времени, войдите к нему в камеру, и не пожалейте штанов, сядьте на пол подле него»…
— С чего бы мне не использовать в обыденности знания, полученные на службе? — ровно отозвался Курт и уселся поудобней, подтянув к себе колени и уложив на них сцепленные замком руки. — Однако приятно узнать, что мои косноязычные лекции еще помнят после выпуска.
Мартин скривил губы в едва заметной усмешке и открыл глаза, однако на собеседника не взглянул, уставившись в стену напротив. Еще минута тишины упала медленно, нехотя, за нею ленивыми снежинками пролетели вторая, третья, пятая…
— Все, что я наговорил… — начал Мартин, и он оборвал:
— …во многом правда.
— В этом и суть. Правда, щедро разбавленная ложью, куда гаже и бьет больнее.
Курт не ответил, и стриг умолк тоже.
Стриг…
Кажется, лишь теперь это слово начало укладываться в мыслях, лишь теперь это начало осмысляться окончательно и всецело, лишь сегодня, сейчас это стали постепенно, нехотя принимать и рассудок, и душа. Лишь сейчас разум начал смиряться с непреложным фактом, который видели глаза, переставать содрогаться в отвращении, когда это мерзкое слово пролетало в мыслях…
— Я это чувствую, — заметил Мартин негромко и пояснил в ответ на вопросительный взгляд: — Гадливость. Все это время. Точно сидишь рядом с гнилым собачьим трупом. Просто хотел сказать, что всё понимаю, и нет нужды это скрывать.
Стриг. Бессмертная тварь, прикинувшаяся человеком…
— Я привыкну, — не сразу отозвался Курт. — Привык же к Александеру когда-то. Как оказалось, это всякий раз требует новой настройки. Издержки службы, знаешь…
— А как, по-твоему, это воспримут Нессель и Альта?
Стриг…
Конгрегация по делам веры Священной Римской Империи. Следователь второго ранга Мартин Бекер. Личный номер две тысячи три.
— О Готтер ничего не могу сказать, — хмыкнул Курт, — но Альта точно первым делом выскажет все, что думает о твоей манере влипать в неприятности.
Мартин Бекер.
Личный номер две тысячи три.
Стриг…
Стриг протянул руку к висящим на его запястье четкам и тихо спросил: