Костян откинулся на спинку.

— Я либо не допил, либо перепил, — задумчиво роняет.

— И как же это случилось? — хрипло спрашивает Кир.

Очевидно, даже он не ожидал от Соколовского такой прыти.

— Это был подарок на день рождения от Нины, — хмыкает тот. — Правда, она сама о нём не знала до последнего.

— Кстати, о твоём дне рождения, — хмурится Лёха — ага, оклемался. — Ты, кажется, завёл себе херовую традицию все важные праздники отмечать без нас.

Я на секунду стопорюсь, а потом понимаю, что Шастинский прав: ни на свадьбе, ни на днюхе у лучшего друга никто из нас не был.

— Не беситесь, исправим, — снова лыбится Макс. — Через пару недель соберёмся и отметим всё вместе.

Забыв про обиды, мы дружно поздравляем Романа с будущим отцовством, оставив Макса пока в стороне: поздравлять с тем, чего ещё нет — дурная примета.

— Как Вероника, кстати? — неожиданно спрашивает Кир. Он ловит удивлённый взгляд Макса и тут же поясняет: — Ксения с Ниной устроили целый женсовет по этому поводу и уже даже я в курсе, какой урод твой бывший свояк.

Соколовский хмурится.

— Херово.

Вот и весь ответ, но большего и не надо.

Веронику мне искренне жалко, хотя мы знакомы не так близко, чтобы у меня вообще было право её жалеть. Просто таких хороших и светлых людей, как она, можно по пальцам пересчитать, и мне казалось несправедливым то, что именно они страдают больше остальных.

Пока парни активно обсуждали будущее пополнение двух семей, я снова погряз в мыслях об Оле: почему она ведёт себя так, будто не рада тому, что живёт со мной? Она ведь не была против, когда я предложил съехаться, и всё же что-то заставляло её постоянно хмуриться. Это точно не проблемы с домашними, потому что я видел, как она разговаривает с ними по телефону — её улыбка ни капли не фальшивила, и голос ни разу не дрогнул, когда она говорила, что у неё всё хорошо. Но это касалось только её лично, потому что она ни разу не сказала, что всё хорошо у нас.

— Ты куда уплыл? — толкает меня в плечо Лёха.

Поднимаю глаза и натыкаюсь на вопросительные лица парней.

— Да блин, какая-то задница в жизни, — тру руками лицо.

— Что-то не так с Олей? — спрашивает Макс.

Хмурюсь.

— Мы вместе живём неделю, а у меня такое ощущение, что она не рада, — разговариваю, будто сам с собой. — Хотя она более чем радостно приняла моё предложение съехаться.

— Да, но кое-что важное ты всё же забыл, не так ли? — усмехается Кир.

Смотрю на него чересчур внимательно, пытаясь отыскать на его лице ответ на мой немой вопрос: что такого важного я мог забыть?

Перевожу взгляд на Макса, у которого такая же непонятная улыбка; внимание привлекают его пальцы, которыми он крутит…

— Бля, вы серьёзно? — ржу я.

— Более чем, — фыркает Кир.

Лёха как-то странно косится на бутылку в моей руке.

— «Меня манили её губы,

Я её встретил и запил», — пропел этот гад и заржал в голос.

Издевается, засранец.

— Ты её любишь? — игнорируя придурь Шастинского, спрашивает Костян.

— Люблю, — с готовностью киваю.

— Тогда какого чёрта ты сидишь и грузишься вместо того, чтобы пойти и сделать то, что должен?

Хмыкаю на его логичное умозаключение и поднимаюсь на ноги.

— Только не бери пример с Соколовского — не будь говнюком, — хмурится Лёха. — Позови на свадьбу.

Скалюсь во все тридцать два и вылетаю из клуба с чётко обозначившейся в голове целью выбить дурь из головы моей малышки.

От внезапного воодушевления даже чуть не пролетел мимо ювелирного — настолько приятным было предвкушение от реакции Оли на предложение.

Однако когда дело дошло непосредственно до выбора кольца, с которым я по традиции упаду перед ней на колено, до меня дошло, что я понятия не имею, что выбрать — на какое бы я ни посмотрел, все они казались неподходящими для её нежной руки. Либо слишком грубые, либо слишком пафосные, либо совсем простые

— короче, один сплошной головняк. От помощи консультантки я отказался ещё на входе: во-первых, она была готова помочь явно не только с выбором кольца; и во-вторых, это должен был быть только мой выбор и ничей больше — это казалось правильным.

Этот кошмар длился пару часов, пока я наконец не нашёл то, что хотел видеть на руке своей малышки — невероятно изящное и нежное, как и сама девушка, которая запала в сердце ещё тогда, когда я думал, что имею право её ненавидеть.

Надеюсь, что и с размером я не ошибся.

В квартире не горел свет ни в одном из окон, и я почему-то подумал, что Оля куда-то ушла; но вот зайти во всё же пустую квартиру было как ножом по сердцу, потому что одно дело подозрение на уход, и совсем другое — реальное отсутствие человека. Радовало только, что все её вещи остались здесь.

Кроме пальто и домашних тапочек.

Она ушла в тапках?

Далеко в такой обуви не уйдёшь — всё-таки не май месяц…

Поднимаю голову к потолку, пытаясь понять, куда её понесло, и внезапно меня осеняет.