Мы отлепляемся друг от друга, вдоволь наплакавшись и, кажется, дружно решив больше не рыдать, потому что поводов для слёз не осталось.

— А где сейчас твой Сергей? — вдруг спрашивает Яна, осматриваясь по сторонам. Олеся шмыгает носом и переводит взгляд на меня.

— Его посадили за кражу через месяц после того, как он заставил меня написать заявление на твоего парня. Правда, там было всё намного сложнее — хозяин квартиры, в которую он влез, неожиданно вернулся, они схватились, и в итоге Сергею приплюсовали ещё часть первую статьи сто девятой. А потом — не знаю, должно быть от страха — я написала на него заявление, сняла побои, и ему приписали ещё и часть первую статьи сто семнадцатой. В общем, на свободу он выйдет ещё только через два года, но я надеюсь, что к тому времени в его голове хоть что-то станет на место, и он не будет меня искать.

Мы с Яной переглянулись, и у нас обеих на лице отразилась одна и та же эмоция.

— Вряд ли у него что-то щёлкнет, — говорю с сомнением. — Такие, как он, не меняются.

— Это в любом случае ничего не значит, — улыбается Олеся. — Меня есть, кому защитить.

Она кивает в сторону старенькой «стенки», на которой я только сейчас замечаю фотографию — Олеся в объятиях улыбчивого голубоглазого блондина, который смотрит исключительно на неё. И судя по тому, что по габаритам он не уступал моему Егору, Олеся не преувеличила. Выдыхаю, но всё-таки считаю нужным озвучить идею, которая пришла в мою голову буквально секунду назад.

— А может, ты лучше к нам переедешь?

Вместе с Олесей от неожиданности застывает и Яна, но потом на её лице застывает выражение «И почему я сама об этом не подумала?», и она переводит вопросительный взгляд на нашу общую близняшку.

— Спасибо, конечно, но я не думаю, что это будет удобно, — качает она головой. — К тому же, я, скорее всего, перееду к Димке, так что…

Олеся имеет в виду своего парня, а в моей голове так некстати всплывает образ совершенно другого человека с похожим именем. Отчего-то мне стало невыносимо жалко Демьяна, хотя у меня нет права его жалеть — он ведь не маленький беззащитный мальчик.

Оставалось только надеяться, что он попадёт в хорошие руки…

Домой мы с Яной вернулись только под вечер, и не одни, а в компании Олеси, которую стоило больших трудов уговорить приехать к нам и познакомиться с нашими родителями. Когда мы переступили порог родного дома, и на звук наших голосов в коридоре показались мама с папой, на их лицах застыло примерно то же самое выражение, которое было у меня в первые секунды после того, как Олеся распахнула перед нами дверь. Поначалу всем было как-то неловко; мы несколько минут молча сидели в гостиной, собираясь каждый с мыслями, пока Яна не начала рассказывать, почему Василиса так резко пропала с радаров. На мать было жалко смотреть — так плохо она не выглядела даже тогда, когда меня подкосила кишечная инфекция; она, подобно нам с сестрой, кинулась обнимать Олесю и долго убеждала её в том, что она вовсе не одинока, и они в любое время примут её с распростёртыми объятиями.

После последних — честное слово последних! — выплаканных слёз, мы втроём с сёстрами закрылись в моей комнате и несколько часов болтали обо всём на свете — даже поделились с Олесей своими странными снами. Олеся в свою очередь призналась, что тоже видела подобные сны — самым ярким был тот самый, когда я лежала в больнице. Разница была лишь в том, что в тот момент она догадывалась, кого видит в своих снах.

Отпускать её не хотелось, но Олеся сказала, что ради новых связей не собирается бросать старые, поэтому позвонила Диме, который приехал за ней буквально через десять минут. Мы с Яной проводили сестру, и близняшка сразу ушла к себе — восстанавливать силы в спасительном сне; я же прилипла лбом к стеклу, провожая в свете фонарей фигуру Олеси, которая скрылась в полутёмном салоне какого-то внедорожника, помахав мне на прощание рукой.

Знакомую машину я заметила только после того, как внедорожник Димки скрылся с глаз за поворотом. Нахмурившись, нащупываю в заднем кармане телефон и набираю выученный наизусть номер.

Трубку снимают после девятого гудка.

— Алло? — слышу в ответ полусонный голос Егора.

Мой рот удивлённо распахивается: он что, спит в машине под моими окнами?!

— Корсаков, ты совсем обалдел??? — яростно прикрикиваю в трубку и прикрываю рот ладонью. — Почему ты не поехал домой?!

Слышу какую-то возню, прежде чем он снова подаёт голос.

— Да блин, я собирался, но чё-то вырубает жесть, не хотел рисковать — вдруг утухну по дороге…

Вдоль позвоночника ползёт табун леденящих душу мурашек, стоит мне только представить, что Егор действительно мог заснуть за рулём…

На цыпочках выхожу в коридор, прислушиваясь к звукам в квартире, но слышу только тишину; на всякий случай заглядываю в комнату сестры, а потом к родителям, но все действительно спят мёртвым сном. Поэтому возвращаюсь на кухню и…

— Поднимайся, — тихо говорю этому балбесу, вновь приникнув к окну.

Егор вздыхает.

— У тебя будут проблемы.

— Это у тебя будут проблемы, если ты не перестанешь валять дурака и не притащишь сюда свою задницу! — чуть повышаю голос и на всякий случай кладу трубку, чтобы у него не было возможности переубедить меня.

С замиранием сердца наблюдаю за его машиной. Проходит десять секунд или целая вечность — не знаю — но наконец дверь со стороны водителя открывается, и я вижу Корсакова, который на несколько секунд приваливается к левому крылу своего «BMW». Когда его фигура скрывается в моём подъезде, я тихо приоткрываю входную дверь — совсем чуть-чуть, чтобы никто из домашних не услышал звук приближающегося лифта.