Шрифт:
— Падре, прошу вас принять мою исповедь.
— Да, дочь моя, сейчас только надену рясу… — С насмешкой ответил демон.
— Да это ведь скучно, я хочу что бы вы приняли мою исповедь прямо так! — Издевательски промурлыкала Мэри.
— М-м-м… ты же понимаешь, что ты очень грешная девочка и мне придется наказать тебя… — Глаза Умберту зажглись дьявольским пламенем, и он направился в сторону кровати.
Мужчина на ходу осушил остаток вина в бокале, и поставил бокал на столик. Девушка лежала неподвижно, покуривая и внимательно следя за демоном. Он в два шага оказался возле неё, и, отобрав мундштук, в один затяг докурил её сигарету, затушил и положил на тумбочку. Рывком демон прижал девушку к себе, жадно и порывисто впился в губы поцелуем, грубо сминая…
Неожиданно из камина раздался голос.
— Хозяин хочет видеть Вас, мой господин. — В горящем пламени появился небольшого роста, горбатый и с большим носом человечек — гоблин.
Многие века этот народец был в рабстве и служил здесь. Озлобленный и жестокий народ, живущий некогда под землёй. Их глупый король поверил в обман демонов и, не сумев распознать их козней, ослепленный магией, поставил подпись на грамоте, в которой говорилось, что они по доброй воле соглашаются служить Люциусу до скончания веков. Гоблины ненавидели демонов, но служили им связанные договором.
Услышав голос слуги, мужчина зарычал словно зверь, прервав поцелуй.
— Пошёл вон! Скажи, что сейчас буду. — И недовольно упал на спину рядом с девушкой. — Продолжим, когда вернусь, отец ненавидит ждать, видимо что-то серьёзное, раз он позвал за мной.
Мимолетно поцеловав девушку, он надел брюки и скрылся в огне камина.
Глава 3
Сын застал отца мерящим шагами рабочий кабинет.
— Извини, что не вовремя. Дело серьёзное. Я вообще-то думал, Мэри придёт с тобой. Она мне нужна. — Люциус словно читал мужчину. — Как так вышло, что вы упустили мальчишку? — Тёмный князь бросил на стол перед сыном фото белокурого паренька, так похожего на ангела, с таким детским невинным взглядом.
Умберту взглянув на фотографию перекосился.
— Святоша, значит, где-то я уже видел его… — Задумчиво произнёс демон, вглядываясь в фото.
— Как ты смог прозевать его рождение? Ты хоть понимаешь, что теперь он неуязвим, пока чист и невинен. Люди Кальдаруса уже пытались устранить его, но пацанёнок слишком верит в добро. Так верит, что для нас это становится проблемой. — Люциус вновь сел за свой стол и медленно начал постукивать пальцами.
— Простите, Ваше тёмное величество. — Умберту понял, что это его большая оплошность. — Я всё исправлю.
— Ты — не исправишь. Мы бессильны перед ним, даже я, увы. Но поможет твоя девчонка. Я помню, как она сломала его предка. Думаю, этот тоже не станет для неё проблемой.
От этих слов Умберту стал мрачнее тучи.
— Отец, я не хочу, что бы моя Мэри выполняла эту работу. У тебя куча прекрасных демониц. Почему именно она должна?..
— Потому что у неё ещё не было ни одного промаха. Эта девочка словно рождена для подобного, а дело весьма и весьма серьёзное. И довольно об этом, у каждого свои функции, ты сам прекрасно знаешь. Угомони своё чувство собственности. Мария становится твоим слабым местом, а нам этого не позволено! Мы не глупые людишки. Так что, иди и объясни ей, чего я хочу.
Умберту знал, что спорить с отцом нет смысла, к тому же, скорее всего, сейчас Люциус был действительно прав, и потому Умберту, нехотя повинуясь, отправился к девушке.
…
Первое, что бросилось в глаза — какое-то мёртвое оцепенение природы.
На поясе у Елисея висел охотничий нож, имелся лук со стрелами для охоты… На кого? Ни зверя, ни птицы. Лес умер, мир умер… А запас еды в рюкзаке вовсе не так велик.
Он шёл и шёл, почти целый день, останавливаясь лишь затем, чтобы свериться с компасом и картой, и вот, когда уже начало темнеть, парень опустился на поваленное бревно, достал, было, свёрток с хлебом…
Что-то хрустнуло под ногою, он посмотрел, и, отпрыгнув, перекрестился. Череп. Человеческий, детский совсем. Он был абсолютно гладким. А рядом другие черепа и кости. На некоторых оставалось гниющее мясо и лоскуты слезающей коричнево-серой какой-то кожи. И запах… Запах гниения. Как не ощутил его он сразу?.. Видимо, слишком устал.
На деревьях висели трупы, гнили, разлагались, и птицы их не клевали — птиц не было, не было даже мух.
— Упокой, Господь, их души… — Шепнул парень, и, спешно спрятав хлеб, зашагал прочь от проклятого этого места.
Хотя, он сомневался, что на момент смерти в тех людях всё ещё были души.
Елисей вздохнул. Несмотря на то, что злоба и разврат погубили людей, люди всё ещё продолжали предаваться разврату.
Другие дети и подростки не принимали его — для них Елисей был слишком правильным. Он никогда никого не оскорблял, не участвовал в драках, не воровал еду и строго осуждал воровство, а больше всего над ним смеялись за то, что отношения с девчонками он считал пороком.
— Эй, праведник, поди, дрочишь ночи напролёт, ещё ладони не стёр до кровавых мозолей?! — Смеялись над парнем сверстники.