Бувер поморщился.

– Черт, шеф! Конечно, они тратят деньги - стимулирующие деньги. Клятый Обама раздал финансовые фьючерсы всей страны, чтобы поднять себе популярность. Шеф, министерство финансов только тем и занимается, что печатает все больше денег и выгребает их за дверь. Инфляция от этого взлетит до небес, и потребуются десятилетия, чтобы вернуть ее на прежний уровень. А тем временем Обама в передаче у Леттермана (ведущий популярной программы «Вечернее шоу с Дэвидом Леттерманом» на телеканале CBS - прим. пер.) улыбается и обещает университетское образование каждому панку, вывалившемуся из средней школы. А платить за это должны мы, шеф. Мы...

– Не хочу больше это слушать!
– рявкнул Мэлоун.

Миновав торговый сектор, они вскоре ехали по менее привлекательным улицам.

Душевное состояние Мэлоуна можно было описать несколькими словами. Возможно, скорбное. Или безутешное...

Бувер почувствовал подавленное настроение начальника.

– Как насчет музычки, шеф? Немного встряхнуться вам не помешает, - и он включил радио.

– ... панки, а кью-анки ранки - пи, кью, а! Санки, ю танки ю-анки...

– Господи, Бувер!
– воскликнул Мэлоун и выключил радио.
– Не хочу слушать это в сочельник, особенно, когда мы...
– Он так и не закончил предложение.

– Вы переживаете насчет шавки, да, шеф?
– Бувер засунул в рот комок табака размером с бильярдный шар.
– Кто знает? Может, убийца собак уехал из города. Может, его уже "завалили". А может, может, малыш Бастер скачет сейчас во дворе...

Боже мой, надеюсь, что это так...

Проезжая мимо дома, они замедлились и остановились. Мэлоун выскочил из машины, Бувер, выгрузившись вслед за ним более спокойно, сказал:

– Встретимся внутри.

Шеф поспешил к ограде, посвистел и позвал:

– Бастер! Бастер! Ты еще здесь?

Тишина.

Бастера во дворе не было. Это могло означать лишь, что...

Боже милостивый...

– Эй, шеф!
– окликнул его Бувер. Он был уже в доме. Мэлоун, шаркая, опустив голову и держа руки в карманах, вошел.

– Плохие новости для Бастера, зато хорошие для нас, - сказал Бувер, стоя возле кухонного стола. Он возился с камерой с функцией покадровой съемки.

– С моим везением, сейчас окажется, эта клятая штуковина не работала, и Бастер умер ни за что...

– Не теряйте веру, шеф. Смотрите, - и Бувер указал на крошечный вспомогательный экран на устройстве.

Мэлоун прищурился.

В режиме покадровой съемки было видно, как какой-то подозрительного вида, коротко стриженный латиноамериканец уносит Бастера прочь с освещенного двора. На его футболке был изображен Аль Пачино с винтовкой "М-16" в руках. Мужчина дьявольски ухмылялся (латиноамериканец, а не Аль Пачино). Бастер вилял своим хвостом-обрубком и радостно лизал лицо своему похитителю. Прежде чем человек исчез из кадра, его ракурс помог камере идеально запечатлеть его лицо.

– Вот он, шеф, - кивнул Бувер.
– Похоже, мы поймали убийцу щенков...

2

В девять утра Хелтон, Микки-Мэк и Думар проснулись, но с беспокойством обнаружили, что Вероника все еще спит. Хелтон, понимая, сколько всего на нее свалилось за последние дни, не стал ее будить. Между тем он решил, что лучшей тактикой будет просто придумать, как найти и разобраться с Поли. Перспектива очередной поездки в Нью-Йорк сильно его огорчала. Хелтон подозревал, что после просмотра следующее видео Поли несомненно будет искать способ самого сурового возмездия - поэтому вернется в эти места, если вообще куда-либо уезжал.

– Нам на руку играет то, что мы со слов сына Корка Маккеллена знаем, что Поли разъезжает на большом белом автофургоне. Мы знаем, что Поли на колесах, но он не знает, что мы тоже на колесах.

– Да, пап, - согласился Думар.
– Нам нужно лишь покататься вокруг, пока мы не увидим тот большой белый автофургон.

– Вряд ли таких тут много, - сделал вывод Микки-Мэк и потер себе промежность. Следовательно, таков был нынешний план действий. Но Хелтон счел необходимым, чтобы Поли получил следующий видеофайл в самое ближайшее время. И, к сожалению - хотя и очень кстати для автора - лишь в начале восьмого вечера Вероника, наконец, пробудилась от беспокойного, полукататонического сна. Глаза у нее оставались выпученными и стеклянными, рот был широко раскрыт. Хелтон очень беспокоился, хотя и надеялся, что благодаря его молитвам ее состояние "трахнутости на всю голову", в которое она впала после вынужденного просмотра фильма, со временем придет в норму. Психиатр, скорее всего, обозначил бы ее симптомы как "связанное с абулией безразличие с признаками лицевого расстройства, острая агнозия и постравматическая прозопагназия", но определение "трахнутость на всю голову" подходило здесь гораздо больше. Единственным словом, которое она произнесла за все время, кажется, было имя "Майк". Все остальные ответы были субвербальными. Кивок головы означал "да", мотание - "нет". Хотя она оставалась "способной реагировать" и сохранила способность к тразитивному действию через словесные команды от остальных. Например, всякий раз, когда Микки-Мэк спрашивал: "Эй, Вероннерка? Покажешь мне свои клевые сиськи?" - она кивала и задирала рубашку. Когда Думар спрашивал: "Эй, Вероннерка? Как насчет того, чтоб подержать мне член, пока я писаю?" она кивала и держала. А когда Хелтон тихо спросил: "Вероннерка? Как насчет того, чтоб отправить Поли фильм, который мы сняли вчера вечером? Ты не прочь?" она кивнула, глядя перед собой, и за короткий период времени сумела включить ноутбук и выйти в интернет. Затем Хелтон дал ей "фигнюшки", и она чисто на автомате отправила цифровой видеофайл Поли...

3

"Гильза" тусил вместе с Сунгом. Он купили виноградного напитка у необъяснимо угрюмой русской девки на заправке "Хесс", а также два бургера, которые оказались довольно вкусными. Затем прошлись по улице в поисках "торчков", которым нужна "доза".

– Черт, у той русской шлюхи высшие сиськи, только не пойму, почему она постоянно морщится, и все такое. Будто съела что-то невкусное.

– Блин, "Гильза", - пожаловался Сунг, жуя свой бургер.
– Ненавижу гребаных русских.