Сестра отстраняется и прикладывает лед к щеке, которая выглядит не такой опухшей и красной, как в первые минуты.

— Иди уже, — улыбается Аня. На моем лице тоже появляется улыбка. — Я что, зря вас познакомила?

— В каком смысле? — Приподнимаю я бровь.

— Если бы не я, если бы я не потащила тебя в тот паб, вы бы ведь так и не познакомились. Считай, это я свела вас, — я закатываю глаза, а Аня обнимает меня. — Все, беги, — хлопает по спине, размыкая объятие. — Не смей приходить раньше обеда, ты заслужила жаркую…

— Так, все ухожу, — поднимаю руки вверх, сдаваясь, чтобы Аня не договорила свою пошлую мысль. А сестра смеется. — Пойдем, Полин.

Полина ухмыляется и идет впереди меня к черному выходу. Я крайний раз оборачиваюсь в сторону сестры: к ней уже подошел тот парень-официант. Сестра машет мне, не прерывая разговора с ним, я улыбаюсь ей в ответ и выхожу.

Сумбурный день. С одной стороны, я чувствую облегчение, потому что свободна от Марка, но с другой стороны, раздражена его же поведением. Если моя сестра за все пять лет, моя родная сестра-двойняшка, не смогла рассказать мне о том, что Марк и ей причинил вред в школьные времена, то как я могу быть уверена, что она и сейчас не скроет от меня всей правды? В любом случае, это видели и родители. Если бы он действительно ударил ее, думаю, реакция была бы сильнее. Или нет, и я пытаюсь лишь сгладить острые углы. Надеюсь, я узнаю правду. Хотя лучше всего, если Марк послушает моего папу и больше никогда не появится в нашей жизни.

Наконец-то мы оказываемся на воздухе, и я вдыхаю полной грудью. В зале и на кухне было очень душно, то ли никто не додумался форточку открыть, то ли это из-за всех событий.

Полина бодренько идет впереди, пока я медленно плетусь. На свободе (да, по ощущению именно на свободе) каблуки кажутся кандалами, их тяжесть сильнее напрягает с каждым шагом. Пока подруга обнимается с Никитой, явно обсуждая и осуждая Марка, я поднимаю голову, замечая машину Саши и его. Парень сидит на капоте и смотрит на меня. Его взгляд добавляет к тяжелым ногам противоречивое чувство, поселившееся в животе.

Сейчас я уже не вижу ни Полины, ни Никиты, не слышу ни их разговора, ни шума проезжающих недалеко машин. Все, на что направлено мое внимание, — это он. Полуулыбка на его лице заставляет думать о том, что он рад меня видеть. И все-таки я чувствую, что тревога есть в его глазах, чистых, смотрящих с теплотой, но тревожных.

А я просто рада, что он здесь. Приехал, зашел в зал, хотя я и первого не просила. Я все еще боялась, что история с бывшей девушкой не пройдет бесследно и заставит сомневаться во мне. Даже если моя вина только в том, что я доверилась не тому человеку в сугубо деловом отношении. Ни о каких романтических отношениях речи идти и не могло. Даже с Сашей, человеком, который не верит в любовь, романтики было больше. Он не верит в любовь, как же это выпало из моей головы? Есть ли у меня шанс? Я ведь не смогу насильно влезть ему в сердце.

Настроение, ненадолго появившееся, тут же падает. Саша поднимается с места, а я прохожу мимо, стараясь не смотреть на него. Несмотря на большое желание, узлом завязавшееся в области груди, обнять парня и ощутить его тепло. Вместо этого я выбрала довольствоваться только его мимолетным запахом свежести и нотками одеколона, пока направлялась на заднее сидение.

— Поехали, пока папарацци не додумались подойти к черному выходу, — врывается в мое пространство, на несколько минут оглушенное тишиной и раздумьями, голос Полины.

Она одновременно со мной открывает заднюю дверь, а Никита садится спереди следом за Сашей. И тишина теперь заполняет салон автомобиля. Я замечаю на себе взгляд Полины, но не придаю этому значения. Стараюсь делать вид, что не придаю значения, но на меня будто давит кресло водителя, который сейчас выруливает на главную дорогу. Почему-то только самое неприятное оседает на подкорке подсознания. И все эти факты, начиная со сцены, когда я увидела Аню на полу, и заканчивая словами Саши о безнадежности отношений, душат. Душат, сокращая поступление кислорода. Я открываю окно, не переживая о прическе.

Как же то, что он сказал на крыше? Неужели для меня его отсутствие веры в любовь перевешивает все, что есть между нами? И если он готов поверить в то, что у меня кроме него никого нет, готова ли я предположить, что он изменил свое мнение? Насколько долго это его чувство? Настоящее оно или просто появилось от привычки быть рядом со мной?

Поток моих вопросов, на которые я пока не могу ответить, прерывает Полина, которая пристраивается рядом со мной. Она обнимает меня и кладет голову на плечо, пока мимо проплывают дома, уже включенные фонари, машины, люди. Я закрываю глаза, обнимаю подругу в ответ, утыкаясь в ее волосы. И капли слез беззвучно стекают по моему лицу как отголоски произошедших событий последних суток. Я не спала уже, наверное, два дня, если не больше. Вряд ли сон на час или полчаса можно считать сном вообще.

За это время я успела не только обдумать с родителями и Полиной план, но и основательно поразмышлять над своей жизнью. Меня еще с тех пор, как я под воздействием эмоций и алкоголя переступила свою собственную черту и переспала с незнакомцем, посетила мысль, что я не знаю, куда иду. И то, что я озвучила это на благотворительном балу, не избавило от этого чувства.

Из чего состояла моя жизнь до этого? В простом прожигании дней, прятках от реальной жизни в сериалах, фильмах и книгах. Виной всему, наверное, полоса неудач.