Мне становится мерзко от того, что Марк приобнял Вику, поцеловав в волосы. Он отходит, пока Вика недовольно и с неприязнью смотрит ему вслед вместе с Полиной.

— Вика всегда думает о других больше, чем о себе самой, — отрывает меня от наблюдений за этой картиной Аня. Я поворачиваюсь к девушке. Возможно, еще секунда и я рванул бы бить этому Марку морду.

— О чем ты?

Аня больше не улыбается во все тридцать два зуба. Ее улыбка стала менее яркой, но более теплой, в некотором смысле грустной.

— Она очень умная и всегда такой была. Только вот пытается всем угодить и забывает про себя, от этого все ее проблемы.

Больше спрятавшись за стеной, я пытаюсь понять, зачем она мне все это говорит. К чему это все?

— Он заставлял ее выбирать, — Аня ведет плечом, заметно погрустнев. — Выбирать между семьей и собственной свободой. Он всегда знает, где надавить, — она ненадолго морщится, будто съела что-то очень кислое.

— И что она выбрала? — Спрашиваю я. Аня задумывается, постукивая указательным пальцем в уголок губ.

— Трудно сказать. Скорее, она выбрала альтернативный, третий вариант, — она облизывает губы и снова улыбается. — Вооружиться и пойти в контратаку. Получается, она выбрала семью, нос другим развитием событий. И мы, естественно, на ее стороне. Здесь справиться в одиночку невозможно, — пожимает плечами она и, поднося экран телефона к лицу, использует его как зеркало. — А еще я рада, что ты тоже с ней. И за нее, — она убирает телефон и смотрит на меня. — Понимаешь, ей нужен тот, с кем она будет себя чувствовать под защитой как дома. Чувство безопасности и свободы поможет наконец-то ей понять, что ей на самом деле нужно. Подумать о себе.

Я улыбаюсь в ответ, прекрасно понимая, что Аня имеет в виду. Вика может думать о детях, которые остались без родителей, о своих собственных родителях и их проблемах, пытаться узнать что-то о моих личных загонах. Говоря, что я мало рассказываю о себе, она сама остается для меня загадкой. Да, я знаю много о ней, но мне бы хотелось узнать больше мелочей: мечты, желания, предпочтения. Детали.

— Ладно, дам тебе совет, — вздыхает Аня, которая точно не откажется просто говорить и говорить, совсем неважно о чем. — На самом деле, насколько бы Вика не казалась сложной, завоевать ее очень просто, — девушка улыбается и начинается загибать пальцы. — Дима Билан (любовь с детства, не думай даже слова плохого о нем сказать), конфеты «Тоффи» и… — задумывается она, — ах да, и живая музыка, — подмигивает и хихикает.

— Очень интересный набор, — я не могу сдержать улыбки, удивленно приподнимая бровь.

— Каждому свое, — девушка пожимает плечами. О таких предпочтениях я и говорил, это здорово.

— К сожалению, надо возвращаться к своему ненаглядному, — с явным сарказмом в голосе говорит Аня. Я смотрю на часы: мать твою, я слишком долго уже тут, нельзя рисковать.

— Да, ты права, я тоже пойду.

— Правильно, а то Марк увидит тебя и все провалится.

— Значит, он меня знает? — Я подозревал что-то подобное, иначе он бы мне не звонил.

Аня только кивает и, помахав рукой, уходит, оставляя меня одного. Прокручивая в голове наш диалог, еще раз улыбаюсь. Я не зря пробрался сюда.

Нахожу глазами Марка, которому сейчас не до меня. И ухожу сам из зала, затем с кухни, параллельно снимая жилетку и бабочку. Оставляю вещи на первом попавшемся свободном столе и выбегаю, несмотря на недовольные возгласы работающих здесь людей. Простите, ребята, я ведь вам говорил, что я здесь по делу. Мне нужно было увидеть Викторию Алексеевну. Девушку, которая любит музыку, орешки кешью, спать на диване и которая преданно любит свою семью. Девушку, которая безумно дорога мне.

Я его видела, определенно точно я видела Сашу. Это не было видением. Не могу определиться, принесло это мне сил или добавило еще больше нервозности, но он тут был. Хотя я и не просила.

Марк говорит речь, но я его не слушаю. Там все очевидно: он в сотый раз для народа и в первый раз вживую перед этим народом говорит о нашей помолвке. Я жду, когда сама смогу вставить слово или, точнее, поставить точку, сказать абсолютно противоположное.

Ноги трясутся, а сердце бешено стучит от предстоящей мне миссии. Но я стараюсь улыбаться, чтобы не подавать виду. Не надо было надевать каблуки, не надо было добавлять себе причину для беспокойств.

Через секунду Марк заканчивает речь, все в зале ему хлопают, и только Полина хочет убить его. Он приобнимает меня, улыбаясь и уводя от музыкантов, у которых он взял микрофон. Я парализована, а мне нужно прямо сейчас сделать то, ради чего я здесь. Конечно, благотворительность тоже одна из причин, но есть кое-что еще очень важное.

Я убираю от себя руку Марка и возвращаюсь к микрофону, прося музыкантов не начинать играть. Марк подходит ко мне с непонимающим и недовольным лицом.

— Что ты делаешь? — Говорит он тихо, почти шипя.