— Вика…

— С меня хватит! — Делаю резкий жест правой рукой в сторону.

— Я пытался защитить тебя, — хватаю голову руками, зажмуривая глаза. — Разве не из-за него ты страдала? Не из-за него ты решила перевестись в другую школу? — Отец серьезен и холоден как никогда.

— Зачем тогда убеждать в том, что он изменился? — Кажется, накатывают слезы. Жар охватывает руки, грудную клетку и голову, ноги начинают подкашиваться. Папа широко раскрывает глаза, хочет что-то сказать, но я продолжаю: — Если ты считаешь, что он плохой человек, зачем ты так просил меня снова связываться с ними? — Указываю рукой куда-то в направлении возможного нахождения Макаровых. — Или тебе просто так дорога твоя компания, что ты мне врешь, чтобы им подлизывать?

— Вика, говори потише, — он обеспокоенно оглядывается по сторонам.

— А то что? — Шмыгаю носом. — Снова свалим в Финляндию, да? Это ты хотел сказать?

— Ты ничего не понимаешь, я пытаюсь решить наши проблемы!

— Ты прав, — зачесываю волосы назад. — Я ничего не понимаю в этой херне, зато я понимаю, что тебе плевать на меня! — Хочет подойти ко мне, чтобы успокоить. Его губы поджаты, брови сведены, ему явно жаль. — Не подходи! — Я делаю шаг назад.

— Вика, мне не наплевать на тебя, я делаю все только ради тебя и всей нашей семьи.

— Хорошее оправдание, прибереги его для другой наивной дуры! — Разворачиваюсь и быстро иду к выходу.

— Вика, стой! — Оборачиваюсь к нему на ходу.

— Нет, мне не рано идти. Как раз самое время!

Заворачиваю за угол, хватаю телефон, который оставила на той лавочке. Слышу, что отец все еще зовет меня и просит остаться, но Марк задерживает его. Больше я на них не смотрю, просто бегу к главным воротам. Нос щекотит, не чувствую ног и не могу их контролировать. Просто бегу.

Достаю телефон, когда охранник выпускает меня с территории без всяких вопросов, находя пропущенный от Полины. Значит, они где-то едут. Звоню ей, все еще идя в сторону, откуда мы приехали. По пути, может, встречу машину Никиты. Смотрю на руки: даже не заметила, как содрала кутикулу на нескольких пальцах до крови, даже не почувствовав сильной боли. Маленькие раны пульсируют, но не болят.

— Алло, Вика! — Радостный голос подруги.

— Полин, — стараюсь не показать виду, что прямо сейчас разревусь, сдерживаю эмоции как могу. — Где вы?

— Прости меня, пожалуйста! Мы не сможем тебя забрать. Но причина есть, — замедляюсь и прикладываю ладонь ко лбу. — У меня отличная новость: я теперь помолвлена! Помолвлена, ты представляешь? — Зажмуриваю глаза, приподнимая внутренние уголки бровей.

— Я тебя поздравляю, — выдавливаю из себя, но это вряд ли звучит так, как она хотела бы услышать. А Полина продолжает что-то тараторить.

— У тебя все хорошо? — Киваю, потому что не могу ответить. — Позвони Саше, он сегодня вроде уже отработал. Позвони, он заберет.

— Придумаю что-нибудь, — выдыхаю воздух, сомкнув губы в трубочку.

— Ты как? Что-то случилось? — Она настораживается.

— Нет, все прекрасно, — пытаюсь выразить радостный голос. — Не переживай обо мне.

— Точно?

— Да, — голос дрожит. Теряю последние возможные радостные нотки, поэтому быстро проговариваю: — Еще раз поздравляю, очень рада за тебя. Ладно, пока.

Кажется, она хотела сказать что-то еще, но я отключаюсь. Я останавливаюсь, обнимаю себя и начинаю рыдать. Смотрю назад, но все мутно из-за слез. Замечаю машину, похожую на такси. Протягиваю руку, поймав транспорт, затем сажусь на заднее сидение.

Куда мне ехать? Домой я точно не хочу. Таксист выжидающе смотрит на меня. Говорю, чтобы ехал в парк аттракционов, вряд ли кто-нибудь сейчас сидит на моем камне.

Как все так получается: собственный отец не договаривает, не говорит то, что действительно важно, умалчивает, не доверяет. Не знаю, зачем он так делает! Не хочу его видеть, слышать, поэтому, когда вижу, что он звонит уже второй раз, выключаю телефон, закрывая глаза.

Вдруг понимаю минут через пять, что у меня нет с собой денег. Сегодня явно мой день.

— Извините, вы бесплатно возите? — Глупый вопрос.

— Нет, — таксист начинает замедляться. — А что? У вас нет денег?

Кротко и неуверенно говорю, что нет. Водитель останавливает машину и строго приказывает выйти. Посылаю его мысленно на три веселые буквы и выхожу, хлопая дверью. Козел.

Кажется, становится пасмурно. И кому можно доверять в этой жизни, если все поголовно врут? Метеорологические службы, близкие люди, родители.

Меня высадили на окраине города, мы проехали только километра два, до парка еще очень много. Остается найти место для страданий где-нибудь здесь. Подхожу ближе к узкой и неглубокой речке (высохла, наверное), которая дальше, относительно далеко впадает в озеро. Сажусь на теплый камень и запрокидываю голову назад, а затем резко на выдохе с новой волной слез опускаю, прикрывая глаза руками.

Это дебилизм, полнейший дебилизм. Всю свою жизнь после того ада я жила за деньги Марка. Больше, чем его, я ненавижу только эти гребаные деньги, причем любые: бумажные, железные и эти пластиковые карточки. Будь моя воля, с удовольствием бы родилась в обычной семье, где нет таких проблем с деньгами, как у нас; где семейные ценности важнее купюр. Раньше я думала, что и у нас также, но теперь я не уверена, я ни в чем не уверена. Хоть бы папина компания обанкротилась, и все закончилось! Убираю руки от лица и просто смотрю на речку, которая медленно течет вправо. И всхлипываю. Сил нет. Энергии тоже.