Жан помолчал, внимательно рассматривая де Крепона.

— Я доложу. Сейчас придет прокурорский клерк, расскажешь ему все и подробно. Помни, это твой единственный шанс. Последний.

Кабинет графа Амьенского

— Итак, капитан, Вас можно, и даже нужно поздравить с удачей! Безусловно, Ваши заслуги оценены по достоинству и уже завтра о наградах будет объявлено на весь город.

— Благодарю Вас, Ваше сиятельство!

— Спасибо, — граф вежливо кивнул, — но сейчас я хотел поговорить о другом. Этот полицейский, что был с разведчиками, как проявил себя?

— Полицейский? — недоуменно произнес военный. — Ну да, был такой. Де Савьер рассказывал о нем какие-то совсем невероятные вещи — вроде этот парень — ему на самом деле лет двадцать, уже отставной унтер-офицер и, чего точно быть не могло, — командовал целым гарнизоном крепости. В общем, чепуха какая-то, хотя спорить с де Савьером никто не стал — маги на дуэль не вызывают. Да, помню того полицейского — командир разведки зачем-то привел его на совещание перед боем… Впрочем, это оказалось кстати — он сообщил о присутствии среди разбойников боевого мага — мы внесли необходимые коррективы.

— И как же он этого мага опознал? Как я понял из Вашего доклада, никакого зеленого плаща тот не носил.

— Полицейский видел, как маг создал иллюзию Вашего замка.

— Вот как? А Вас не заинтересовало, что за лагерем разбойников наблюдали еще и разведчики, а эту иллюзию увидел только он?

— Ну… наверное… то есть да, Вы правы. Но в тот момент мы думали только о предстоящем бое, поэтому такой вопрос и не возник. А действительно, почему?

— И еще, — проигнорировав вопрос, продолжил граф, — как он вел себя в бою?

— А вот этого, Ваше Сиятельство, я совершенно точно не знаю. Он был с разведчиками, которые непосредственно в схватку не вступали — их делом было обеспечение операции, перекрытие отдельных путей отхода противника. Я за ними и не наблюдал вовсе. Да, еще они прикрывали нашего мага в той жуткой дуэли! Но мы, в смысле пехота, находились от нее далеко, чему, честно сказать, были рады — никто не хочет находиться около сцепившихся магов — слишком мало шансов уцелеть.

— Да, капитан, никто не хочет, — задумчиво, словно самому себе, сказал граф, — кроме одного полицейского. Когда он вернулся, на нем вся одежда не то что прогорела, обуглилась. А он цел и здоров… Бывают же чудеса… Значит, не видели его в бою? Что же, еще раз спасибо за отличную службу, поздравляю с наградой, а с какой — пока промолчу. Готовьтесь к сюрпризу — уверяю, приятному!

Когда капитан ушел, граф крепко задумался. Полицейский Ажан все больше занимал его мысли, отвлекая от действительно важных и серьезных вещей. Каким-то образом он оказывался втянут в важнейшие процессы, происходящие в графстве. Не все, но многие, слишком многие. Не на первых ролях, всегда в тени, но его имя всплывало постоянно.

Попытки навести справки о нем не привели ни к чему — известная информация подтверждалась, но новая не добавлялась никогда. Даже применение эликсира принцев ничего не дало! Николь свое дело, несомненно, сделала — трактирщик видел, как она буквально на себе уносила клиента, да и приставленные люди проследили — все прошло по плану. И каков результат? Куча никому не нужных, а, главное, совершенно непроверяемых подробностей и ничего более. Старший сын направлял своих людей в его деревню, да что толку? Изуродованное лицо, седина, делают просто невозможным опознание. Попытка навести справки в Клиссоне даже не предпринималась: тайна академии — штука слишком суровая, чтобы с ней играться.

Можно было бы просто запереть его в подвале и поручить заботам тамошних костоломов, но такого не поняли бы слишком многие, и первой — собственная дочь! Кстати, она подтвердила сказку о командовании крепостью и унтер-офицерстве, полученном в двадцать лет.

Вот так вот, Ваше Сиятельство, — граф усмехнулся своим мыслям. Дожил, мол, всерьез размышляет о пытках человека, которому стольким обязан. Начиная с жизни собственной дочери и кончая недавним разгромом бандитов. Вот до чего любопытство доводит. Не зря, ой, не зря Господь его к грехам причислил.

Глава XVII

Через день в городе был праздник! Власти подарили добрым горожанам развлечение — казни! Правда, не как обычно — в воскресенье, но зато много и на любой вкус. С раннего утра главная площадь была заполнена народом — все стремились пробраться как можно ближе к эшафоту, чтобы сполна насладиться изысканным зрелищем. Юркие мальчишки продавали зевакам жареные соленые орешки, знатоки обсуждали детали и нюансы предстоящего действа, достоинства и манеру работы городских палачей до тех самых пор, пока, наконец, все участники шоу не заняли свои места.

Тогда осталось лишь слушать, смотреть и оценивать. А после, сидя за бутылочкой-другой вина, во всех подробностях вспоминать, обсуждать, смаковать.

Что сказал перед отсечением головы толстый Фонтегю, как долго билась в агонии повешенная племянница булочника Буланжера и как, об этом рассказывали те, кто стоял у самого эшафота, некий безвестный ремесленник, которого тащили к колесу, бормотал:

— Голуби, голубки мои родимые, как же вы теперь без меня…

Шевалье де Крепона, Крыса и Жюстин среди казненных не было.