— Эдвин, ты не понимаешь, что делаешь сейчас, — я протянула руку, чтобы остановить его, но он только улыбнулся и мягко отвёл её в сторону.

— Я искал тебя не только этой бесконечной зимой. Я искал и прежде, но нашёл только прошлой осенью. На стене, ты помнишь? Ты была в моей мантии.

— Пожалуйста, не продолжай! — в последний раз попросила я, и он вновь не послушал моих слов, горько усмехнувшись.

— Дай уже мне закончить, — попросил он. — Быть может, я репетировал речь все эти полгода! Сония, я не ошибся и ничего не перепутал. И я видел, как твой дар, как твой белый огонь… отозвался тогда на наше знакомство.

— Я изменилась, — прошептала я еле слышно. — Моя душа изменилась.

— Знаю, — он опустил ресницы и коснулся моих пальцев. — И не только душа. Но меня не так-то просто напугать, знаешь ли. Солнечные стражи долго тренируются.

Я молчала. За стенами домика шумел ветер и скрипели голые ветви деревьев. Стражи спали — кто-то шумно сопел, кто-то тихо похрапывал во сне.

— Ты выйдешь за меня? — сказал, наконец, Эдвин Сандберг, поймав мой взгляд.

— Я не могу, — ответила я шёпотом. — Потому что я уже решила, что отправлюсь в монастырь Сюр-Мао и стану белой целительницей.

— Ты не пройдёшь испытания стихиями, Сония, — он взял меня за плечи, осторожно, бережно, и я не стала вырываться. — Тебе нельзя их проходить.

— Потому что я слишком порочна? — горько спросила я.

— Потому что ты беременна, и это может повредить ребёнку, — сказал он, не отрывая от меня синих глаз.

— Ребёнку? — переспросила я рассеянно, чувствуя, как кровь снова отливает от моего лица.

— Ох, бедная ты моя девочка, — Эдвин притянул меня к себе, и я коснулась щекой его груди, чувствуя, как сильно бьётся его сердце. — Скажи ещё, что ты не знаешь об этом.

Я не знала, что ответить ему. Можно ли было считать знанием те смутные догадки, которые посещали меня весь сумрачный март? Когда малейшую мысль об этом я тут же давила в себе и запрещала вспоминать о ней, как когда-то поступала с даром. Потом я начинала припоминать, что прежде в моменты особо сильных переживаний у меня уже случалось так, что месячные не приходили месяц или два подряд. И я успокаивалась, и просто жила дальше, стараясь не прислушиваться к тому, что происходит внутри меня.

— Это… точно? — прошептала я, чувствуя, что теперь, когда он держит меня обеими руками, смогу пережить даже такую новость.

— Я ведь лекарь, если ты забыла, — тихо ответил он. — Внутри тебя маленький огонёк новой жизни. И ты сама это можешь увидеть, если захочешь.

— Как? — я интуитивно положила руку на живот, который всё ещё был таким же, как всегда, и осторожно погладила, пытаясь прислушаться к ощущениям.

Эдвин положил сверху свою ладонь, и я почувствовала, как сквозь мои пальцы струятся волны магической энергии, которую он направлял внутрь меня.

— Вот так, а теперь постарайся дышать ровно и не отвлекаться.

Его магия успокаивала. Я будто плыла в тёплых и ласковых волнах, сотканных из света. Закрыла глаза и тихо, медленно дышала, как в глубоком сне. Наверное, это и было подобие гипнотического сна, потому что все недавние волнения вдруг улеглись внутри меня. Мысли стали похожи на невесомые пушинки, которые кружились в золотых лучах солнца, а ведь на самом деле была глухая и тёмная ночь. Нет, конечно же я не была прежней — во мне уже два месяца жила крошечная девочка, и теперь внутренним взором я видела её совсем отчётливо. Она словно светилась тонким лучиком незнакомой мне магии, и у неё, подумать только, уже ясно различались голова, ручки и ножки, маленькое тело. И сердце — как я могла не замечать, что во мне бьются два сердца?

— Я слышу, — сказала я, не открывая глаз. — Даже вижу её, кажется.

— Я тебя научу, ты ещё и не такое сможешь видеть, — Эдвин осторожно убрал свою горячую ладонь и обнял меня, медленно выдохнув. — От лекаря мало что может укрыться. Обо всех, кто здесь находится, я знаю гораздо больше, чем они сами смогли бы рассказать.

— Но как? — я посмотрела на него, и он чуть улыбнулся.

— Живой организм — такая сложная система, что любое, даже самое малое воздействие, оставляет следы. Движение или покой, еда или питьё, падения, раны, смех, горе или любовь… Это не только дар белого огня, как у нас с тобой, но и постоянное наблюдение. Лекарей учат этому в академии — всё время подмечать признаки того или иного недуга. После семи лет обучения на Медицинском факультете всё это входит в привычку, иначе уже не можешь…

Он на минуту оставил меня, чтобы принести соломенную подушку мне под голову и колкое шерстяное одеяло.

— Если в академии учатся семь лет, и ты пять лет назад её окончил, то тебе уже… тридцать? — с удивлением спросила я.

— Двадцать семь, — сказал он, устраиваясь рядом со мной. — Я поступил в пятнадцать.

— Так рано?! — невольно воскликнула я.

— Ну… я был способным мальчиком, — тихо засмеялся Эдвин.

— Наверное, в Солнечной страже только такие люди и оказываются? — спросила я, кивнув в сторону спящих сослуживцев капитана.