— Аночка, потерпи! Зато Сергей заботливый, состоятельный и любящий!

— Ну, мам! Я не могу так жить!

— Нечего от распущенности беситься! Валерьяночки попей. Где еще такого мужа найдешь? Вот родится ребеночек, лучше два, с нынешней медициной проблем не будет, потом и подумаешь. Может, и не до того тебе станет.

Оставшись без поддержки родных, Анка призадумалась, а затем спокойная, почти беззаботная жизнь в достатке быстро смела остатки сопротивления.

Надо сказать, что из-за изъяна муж отличался повышенной ревнивостью, поэтому о компенсации на стороне речи идти не могло. Да и воспитана она так была, что адюльтер в принципе был неприемлем. Вот и оставалось пить успокоительное, заедать тоску сладким и жаловаться подругам, у которых хоть и был достаток скромнее, зато интимная жизнь проходила не в пример веселее, разнообразнее и чаще.

— Анка, ну ты и отъелась, прям модель сайз плюс! — укусила Ленка — лучшая подружка.

— У меня жизнь сладкая, не завидуй, — огрызалась, понимая, что заедая сладким неудовлетворение, счастливее не становлюсь.

— Оно и видно. Лицо-то у тебя постное! Слушай, если так невмоготу, ушла бы, пока молодая и детей нет.

— Я к спокойствию привыкла, достатку. А другой еще, возможно, гулять будет, — возразила, пожимая плечами.

— Ну, как знаешь. Но, честно, я не смогла бы так жить!

— И мне тяжко. Еще мама давит. Да и страшно, каким второй муж будет?

— Слушай, Ан, у меня знакомая гадалка есть. Бухает правда, но когда трезва, вот как гадает! — подруга вытянула большой палец. — Мне все рассказала!

— Ой, ну давай уж адрес, как-нибудь загляну.

— Только ехать надо в пригород. Твой-то пустит?

— С мамой поеду.

— Тебе двадцать восемь и то мужа слушаешься, то маму!

— А тебе двадцать семь, ты вольная птица, но пашешь, как вол!

— Ой, и не говори. Иной раз доползу до дома, сил нет. После такого готова на все, лишь бы отдохнуть и дух перевести, — неожиданно призналась Ленка.

— Ладно, не хандри, прорвемся!

Посидев еще немного, допила чай, созвонилась с мужем и сбежала, забыв листок с адресом на Ленкиной тумбочке.

В смурую погоду настроение портилось, и Анка начинала хандрить. Чтобы развеяться, решилась пройтись, благо, что до дома недалеко.

Уже стемнело, зажглись фонари, кружил снег…

Размышляя о своем, дошла до магазинчика, купила любимые конфеты и, предвкушая, как будет с ними пить горячий кофе, свернула в арку.

Гулкий стук каблуков по влажному бетону показался необычайно громким, чеканным. Словно опомнившись, вынырнула из раздумий и посмотрела по сторонам. Стены подъездной арки из-за причудливой игры света и теней выглядели необычно, будто подсвеченные разноцветными гирляндами, хотя рядом не было ни яркой вывески, ни ламп. Удивившись такому явлению, она обернулась, предполагая, что из-за растерянности свернула в чужой двор. Но плотная снежная пелена скрывала внешний мир, однако граффити на стене были те же, что всегда встречали у входа.

Одна, в неожиданной тишине шумного города. Юлиану охватило странное ощущение безмятежности и ожидания чуда, как в детстве, когда падал первый снег. Налюбовавшись кружащими и переливающимся на свету снежинками, необычным природным эффектом, пошла дальше, к яркому свету фонаря у подъезда. Но уже через несколько шагов поняла: что-то не то. Арка стала длиннее и будто бы уже!

От дурного предчувствия Анка дернулась было бежать обратно, но порыв резкого ветра не позволил этого сделать. Заголосив от страха, она побежала к свету, желая скорее выбраться из жуткого, давившего закоулка. Но когда выскользнула на улицу, поняла, что находится не у дома, а в каком-то невообразимом, фантастическом пролеске.

Высоченные иссиня-черные стволы, подобные бамбуку, покрытые сиренево-лиловыми листьями, смыкались над головой. Чудные деревья были настолько высокими, что Юлиана почувствовала себя козявкой-букашкой, прячущейся в желтовато-зеленой траве. Странное скрежетание, шорохи, громкое шуршание раздавалось вокруг, поражая еще больше, не говоря уже о резком запахе прелой листвы. Вид был настолько необычным, что поверить в его существование она просто не могла.

— Мама! — ошалевшая Анка машинально прижала к груди упаковку с конфетами. Чтобы не упасть, опустилась на землю, которая оказалась теплой, и подняла голову. В небе садилось совершенно белое солнце в розово-молочных облака.

— Есть кто?! — шепотом позвала, превозмогая страх. Но никто не откликнулся.

Юлиана до последнего надеялась, что вот сейчас откроет глаза и окажется у своего подъезда, но, как ни хлопала ресницами, галлюцинация не исчезала.

— Отравилась! — решила она, ощупывая горячий лоб. Полушубок был давно расстегнут, но скидывать его не стала, чувствуя себя в нем более защищенной.

Непривычно огромное солнце опускалось все ниже, и пролесок начал утопать в сизом полумраке. Назойливая мошкара, зудевшая у уха, так и норовила вкусить крови, но она все еще упрямо надеялась, что сон вот-вот закончится, и мираж развеется, но стемнело, живот начал бурчать от голода, а видение не исчезало.

На первый взгляд бамбуковая чаща казалась непроходимой, но, хорошо оглядевшись еще при свете дня, Юлиана заметила едва заметную тропинку.

Идти в неизвестность страшно, но и оставаться на месте тоже. С наступлением сумерек лес ожил и заговорил пугающими голосами голодных животных, которые ей мерещились под каждым кустом.

Передвигалась осторожно, прислушиваясь к каждому шороху поблизости, и когда услышала, что совсем рядом кто-то поет, несказанно обрадовалась. Сердце забилось от тревоги, и она бросилась на голос, который то удалялся, то приближался. Крикнуть и привлечь внимание, не зная, кто рядом, Анка побоялась, потому старалась двигаться бесшумно, чтобы в случае опасности остаться незамеченной.