И отчего-то даже тени заминки после этого не последовало – за одно плечо уцепилась Аркадия, за второе потянул брат, помогая подняться с постели.

– Мама, ты вниз спускайся, принимай его там, – мягко произнес старший.

– А я постель потом сама соберу, – столь же нежным тоном увещевала Аркадия.

– Что вы там возитесь?! – Возмущенно поинтересовались снизу, и мама суетливо спустилась с лестницы, соглашаясь и оставляя детей одних.

– Ты охренел болеть?! – Бешено зашипел Филиппу в ухо архимаг справа, рывком помогая добраться до лаза с лестницей.

– Всю работу нас нас решил взвалить?! – Больно щипнула руку Аркадия слева.

– Чтобы немедленно сожрал что-нибудь из своих микстур! Немедленно! Не поверю, что их нет!

Филипп даже на верхней ступеньке замер, недоуменно глядя на брата с сестрой.

– Что зенками лупаешь?! Кто мои руны чуть подправил?!

– Ты кого воскресил, гаденыш?! – Зло смотрела Арика.

– Я ч-чуть подстраховался, – дрожал зубами от озноба Филипп, ощущая босыми ногами холод дощатого пола.

– Урод, ты зачем резонатор силы вплел?! – Ярился на него Кеош, кое-как сдерживаясь, чтобы не скинуть названного братца в лаз.

– А вдруг она бы начала пить с-силы из меня через зомби. Р-резонатор н-нарушит т-тонкую связь…

– А широкую – усилит! Она должна была пить силу от Луны, дурень! Без резонатора!! У нас теперь в бабках архимаг!!

– О-как… – опешил Фил.

– С кучей жизненных сил, – вновь зло ущипнула руку Аркадия. – И энергии! И дел по дому!!

– Т-так и уг-гомоните ее…

– Олух! Из-за тебя у нее природные блоки на разум!!

– А с моим зомби – что? – Спохватился Филипп.

– А он больше не твой зомби! – Едко передразнил его архимаг и сплюнул в сердцах.

– Вы что там замерли?!! – Донесся ворчливый голос. – Мне что, самой подняться?!

И Филипп с опаской посмотрел на подножье лестницы.

Он никогда не любил болеть – но в этот день ему даже понравилось. Теплая постель, пусть жесткая, но согретая жаром печи. Подушки с лебяжьим пухом, пахнущие чуть сыроватой тканью наволочек, забранных из неведомо каких тайников в доме. Горячая вода и еда. Но более того – истинное наслаждение Филиппу доставляли летающие по дому суматошными вениками Аркадия и Кеош.

Воистину, созерцание чужого труда – это куда интереснее, чем смотреть за игрой огня на ветру или мерно текущей водой, что бы там не говорили древние философы! Тем более, что кроме природных блоков на разум – у бабушки оказалась от природы тяжелая рука!

О, его брат с сестрой не были бы сами собой, если не предпринимали попытки увильнуть от работы, свалить на другого или отложить на потом – в конце концов, у брата с сестрой был широчайший опыт политической практики. Но там, в их успешном прошлом, не было строгой родственницы с мокрой тряпкой в руках, звучащей на замахе похлеще кнута.

В конце концов, Кеош пытался подлизнуться к бабушке, но способность разговаривать признали недостаточной загрузкой – и архимаг примолк, молча бросая гневные взгляды на Филиппы.

Аркадия же и вовсе изобразила простуду – но потом передумала, глянув, как больного братца пытаются удушить в кастрюле с отварными овощами, заставляя дышать горячим паром под плотной тряпкой.

Родители, впрочем, тоже не скучали – их поставили разбирать соседский дом и подготавливать пристрой к нынешнему – семья разрослась, площадей мало, а скоро грянут холода, и будет лучше топить печь под одной крышей…

Но потом наступила ночь, вернулся рассвет, и Филиппу стало еще хуже. Снова холодный пот, пропитавший простынь и одеяло. Вновь – будто засыпанные песком глаза. И еще – опять эта хмарь забытого сна, что прячется по углам сознания, и разлетается дымом, стоит напрячь память…

– Что с тобой? – Смотрел серьезно Кеош тем утром, уловив мгновение, когда свидетелей не было.

– Болею. – облизнув растрескавшиеся губы, смотрел названный брат в потолок.

– Ты сдохнуть собрался? Почему до сих пор не принял алхимию?

– А может, я хочу сдохнуть? В рай попаду… – Ухмыльнулся Филипп. – Да не напрягайся… Нет доступа к тайнику. Верь, нет – мне плевать, – повернул он к старшему голову, чтобы взглянуть в глаза и отвернуться к потолку вновь.

– Почему?

Филипп глубоко вздохнул, неловко поднялся на выдохе и буквально стек вниз. Ощущая дрожь в слабых ногах, по стенке прошлепал до дверного косяка и привалился к нему.

Молча указал на процарапанную метку, что была на палец ниже его макушки.

– Расту, – ощерился он болезненной улыбкой. – Все твое зелье, – Хрипло произнес Филипп.