Вторая Мара (Таня её узнала - детсадовская!) легко, словно маленького, посадила Феликса на скамью, рядом с Дамиром.

Сама встала в уголочке и стала как-то незаметной, словно накинула на себя что-то такое, что не позволяло взгляду смотреть на неё в упор.

– Ну вот, и Феликс здесь, - ласково сказала сидящая Мара.
– Не беспокойся за брата. С ним тоже всё будет хорошо.

Старший брат тяжело повернул голову и уставился на ведьму. Сестры и мага огня он, кажется, вообще не видел. Смотрел на Мару не мигая. В трансе? Под заклятием? Лицо безразличное, но шевелиться может - в отличие от Дамира. Таня неожиданно вспыхнула надеждой: а если?.. Если собрать с магов силу и попробовать что-то сделать с Марой? И снова опустила голову: как же, сделаешь - с теми, кто привык к насилию, а значит, знает больше способов подчинить другого. Одной силы против них маловато. Уметь надо. А умения у неё - увы… Ситуация не для охотника. Разве что… собрать силы для того, чтобы снова кувыркнуться в подпространство? И сидеть там, пока Назарий не найдёт? Но брат истощён. Сумеют ли они втроём продержаться до появления помощи?

– Ну вот, - радостно сказала сидевшая Мара, опуская мобильник и бережно пряча его в карман пальто.
– Сейчас подъедет наша подруга и заберёт нас. К утру приедем домой, к бабушке.

Таня прошептала: “Будьте вы все прокляты…” Благодушно улыбавшаяся Мара, видимо, предпочла не услышать этих слов. Но Тане было жизненно важно произнести их - пусть и без сил: а если это последние слова от души, а потом она, настоящая, и знать не будет, что находится под давлением послушания? Она представила себе жизнь, в которой будет летать, как на крыльях, и щебетать, повязанная любовным зельем с человеком, которого не знает, но которого, как ей будет казаться, она будет безумно любить. Или она будет жить, зная, что на ней любовный наговор, но не смея ему не подчиниться? Не смея вырваться из этих страшных уз? Будет жить, зная, что подневольная, но не в силах сбросить с себя стягивающую сеть наговора?.. Всё это приводило в страшную ярость. Но… что делать? Таня поклялась себе: если только раз она почует послабление, она немедленно сделает всё, что угодно, лишь бы свалить от “родной” бабушки.

– Ну вот и наша подруга, - с облегчением сказала Мара и встала со скамьи.

И вместе со второй, которая тоже было шагнула из-под навеса, шарахнулась к скамье, когда тормозившая перед остановкой легковая машина неприметного серого цвета вдруг резко вильнула, подпрыгнула на бордюре и, показалось, едва не врезалась в угол скамьи! Буквально сантиметр - и машина пролетела мимо навеса! Одновременно что-то жёстко металлически скрежетнуло - кажется, она всё-таки задела брус навеса. От удара загудел весь дрогнувший каркас навеса.

Обомлевшие Мары с трудом перевели дыхание - они так близко отшатнулись к скамейке, что ногами упёрлись в неё - и, естественно, сели, шлёпнувшись с маху. Переглянувшись, обе с беспокойством снова напряглись, чтобы встать и выйти из-под навеса, чтобы поспешить на помощь к третьей Маре, чья машина заглохла на обочине. И замерли.

К навесу неторопливо, под руку с высокой женщиной приблизился какой-то старик. Старик шагал тяжело, хромая, то и дело наваливаясь на трость. Таня мельком посмотрела на него, почти не воспринимая, а потом снова повернулась к Маре. Но, в воображении восстановив образ подошедших, мысленно ахнула и снова взглянула на появившихся под навесом людей.

А старик остановился перед поневоле сидящей сейчас той самой словоохотливой Марой и, поставив перед собой трость, на которую опёрся, брюзгливо проговорил:

– Что за молодёжь пошла невоспитанная! Молодая баба сидит и не собирается уступать старику! Подними зад свой, деревенщина!

Оторопелая Мара выпялилась на старика, разок обернувшись на парней и девушку рядом, явно не понимая в своей ошарашенности, почему он нападает на неё, а не на этих молодых людей. А старик резко поднял трость и бесцеремонно стукнул по скамье возле неё! Мара, взвизгнув, подпрыгнула и поспешно встала. Таня, сидевшая лицом к ней, даже снизу увидела, как лицо ведьмы становится зловеще напряжённым, как будто она собирается воздействовать на неожиданного ворчуна, а потом… растерянным.

Вторая беспомощно открыла рот, глядя на Назария. Судя по всему, она тоже пыталась наложить на него какое-нибудь заклятие и, думая, что перед ней обычный человек, заставить его удалиться, как это было сделано с той уставшей женщиной с тяжёлой сумкой.

Назарий осмотрел сидящих и кивнул:

– Вставайте и выходите.

Первая Мара открыла рот - и из горла вырвалось лишь придушенное шипение, отчего ведьма зачастила дыханием и пыталась прокашляться.

Таня с трудом поднялась и потянула за собой Дамира. Феликс встал сам - наверное, потому, что двигался недавно. Он помог поставить на ноги Дамира, а потом и вовсе взялся тащить его: маг огня шёпотом ругался матом, но устоять сам не мог. Таня не могла смотреть на него - стыдно: отдал ей всю силу, а она не сумела воспользоваться.

– Лина, сходи, проверь, что там с третьей.

Капитолина Леонидовна безропотно удалилась, но вернулась секунды спустя.

– Живая, - пренебрежительно сообщила она.
– Наши девочки разбираются с ней.

– Ну, - сказал Назарий первой Маре.
– Говори, что хочешь сказать.

– Ты не смеешь с нами так обращаться!
– завизжала Мара, и странно было слышать визг женщины, которая просто стояла, без движения.
– Ты не смеешь! Мы отомстим тебе, старикашка, и твоим шлюхам! Мы приедем сюда и отомстим! А они не смогут ничего сделать, потому что… Они шлюхи, а не Мары! Шлюхи!

Кажется, для Мары это было самым страшным ругательством.

Капитолина Леонидовна вопросительно взглянула на Назария.

Таня, остановившаяся, как и Феликс, увидела: Назарий шагнул к Маре так, словно собирался поцеловать её. Ведьма попыталась отпрянуть, но, обездвиженная, не сумела.

– Ма-ара, - мягко позвал старик и, положив ладонь на плечо ведьмы, заглянул в её глаза.
– Посмотри в мои глаза, Мара…

Искажённое ненавистью лицо женщины поначалу медленно разглаживалось, постепенно затем из успокоенного превращаясь в ошеломлённое до ужаснувшегося.