А воняло знатно - и не только кровью. Таня вздохнула: ей-то деваться некуда, пока старик не отпустит домой. А Назарий развалился на своём стуле, изучающе прищурясь на труп монстрика. Поддавшись его настроению, и девушка мрачно уставилась на подпространственную тварь, непроизвольно морщась - и из-за смрадного запаха, и из-за общего состояния раздавленного тельца, которое и сейчас выглядело довольно убийственно. Таня видела длинные лапы со скрюченными сейчас в посмертном пароксизме тощими пальцами, чьи когти казались железными. Внезапно ей захотелось почувствовать, что ощущает сейчас Назарий. Хотя бы подражая ему. Он учёный. Изучает таких вот монстриков. Надо забыть о раненых студентах, взять себя в руки и надеть такие же перчатки, как у него, чтобы потрогать когти, которые притягивают глаза так, словно тварь только притворяется мёртвой, а на деле сама ждёт, когда человек прикоснётся к ней - невооружённым или незащищённым. И цапнет!

Не успела рта открыть, а Назарий откинулся на стуле и грохнул ящиком стола, откуда вынул ещё одну посудину, в которую вытряхнул первую, убитую Таней тварь. Ту самую, которая поплясала смертельные пляски на спине Никиты, а потом отведала крови Дамира. Содрогнувшись от воспоминаний, Таня всё же приникла к блюду - взглянуть на когти. Да. Чёрные от застывшей крови.

– Наиглавнейший вопрос, - задумчиво сказал старик.

И замолчал, даже не взглянув на девушку, которая сосредоточенно смотрела теперь на него, пытаясь понять, о каком вопросе идёт речь. Хуже: спустя минуту она напряглась, стараясь понять, не ждёт ли Назарий от неё самостоятельно сформулированного наиглавнейшего вопроса. Но старик молчал, хмурясь на два блюда с жутким содержимым, и Таня тоже решила промолчать, типа - не поняла, о чём он. А сама лихорадочно пыталась подловить его, отслеживая выражение лица: так что же это за вопрос? О ней самой, как о самой провалившей доверие? Или она слишком хорошо о себе думает, и Назария беспокоит нечто иное? Или он специально тянет с продолжением, чтобы она прониклась осознанием своей вины?

От его следующего высказывания она сначала пришла в ступор, а потом ей стало жарко. От тщательно скрываемого страха.

– Почему их оказалось три штуки?

Осознавая масштабы своего провала, Таня осела на своём табурете и открыла рот оправдаться или принять вину, что не сумела на той грязной остановке угадать настоящее количество тварей. Но вид старика, который не смотрел на неё, подсказал, что Назарий ещё не всё озвучил - из того, что крутилось в его непостижимых мозгах.

– Болячки оплакивать бессмысленно… - проворчал он, глядя и явно не видя перед собой обе тарелки с трупами подпространственных монстров.

Таня, только что чувствовавшая себя страшно виноватой, начинала злиться. Что он - так и будет в час по чайной ложке информацию выдавать? Да ещё в качестве загадок! Хотя… Эту загадку, про болячки, отгадать легко: раны ребят его интересуют меньше, чем неожиданно увеличившееся количество тварей.

Назарий поднял над первым блюдом руку со слегка растопыренными пальцами. Минута сосредоточенности, когда показалось - всё вокруг застыло, и даже привычно шебуршавшие и попискивавшие подпространственные пленники в своих клетках и аквариумах словно затаились. Ладонь Назария резко соскользнула с положения над тварью и, мягко съехав, будто над блюдом с трупом пряталось невидимая полукруглая стеклянная крышка, легла на столешницу, рядом с блюдом.

Старик кивнул, как будто и предполагал такое, а затем повторил то же самое над второй тварью. Здесь ладонь держалась дольше, а затем… Таня заморгала: пальцы Назария неуверенно дрогнули, рука приподнялась чуть выше, а потом ладонь жёстко развернулась к ней, к Тане!

– Что это такое… - прошептал старик, будто негодуя из-за неправильной работы собственных пальцев. И повторил жест.

Ладонь вновь развернуло к девушке.

Посидев немного - насупясь, Назарий кивнул и убрал руку.

– Ну-ка, девица красная, а расскажи-ка ты мне, как именно убила сначала одну тварь, а потом - эту.

– Я уже рассказывала, - пробормотала она, не понимая, что именно происходит и что именно понял старик, но при этом чувствуя озноб.

Однако Назарий не настаивал, а лишь зорко смотрел в глаза.

Вспомнив, каким образом он разглядел, что бывшая директриса Аккима повела себя очень грубо, “приглашая” в академию, Таня решила, что он снова хочет вчитаться в её глаза и выудить из её памяти всё, что ему необходимо. И медленно начала говорить, стараясь вспомнить все детали события.

– … А потом я остановилась и услышала…

– Стоп!

Она аж подпрыгнула на табурете и ошеломлённо уставилась на Назария. А он, будто не заметив её испуганного движения, всё так же резко велел:

– Повтори!

– А потом…

– Да не слова - воспоминание повтори!

Пытаясь не передёрнуть плечами, девушка сосредоточилась на том, как услышала вкрадчивый скрежет за спиной, пока ребята уходили с веранды.

– Ах ты ж… - прошептал абсолютно изумлённый старик.

Таня, когда поняла это, тоже поразилась: чтобы Назарий чему-то удивился, да так ярко?! Ушам бы не поверила, скажи кто об этом! Но старик смотрел на неё так, словно видел насквозь. И она притихла, стараясь не мешать ему. Минуты не прошло, прежде чем он почти неприязненно спросил:

– Дома из материнских вещей что-то осталось?

Таня хотела ответить, что отчим, по последней просьбе матери, после её смерти раздал все вещи, но запнулась на первом же слове. Не все. Но ведь они сейчас изучают “Дело о детсадовской веранде”! При чём тут материнские вещи? Или…

Добравшись до конца логической цепочки, девушка чуть ли не гневно сказала:

– Но вы же всё с меня сняли! Всё чужое колдовство! И защиту личную сделали!

Невероятно, но Назарий ещё и смутился. Старик повздыхал, а потом признался: