Весело день пролетел.

Привезли после суда на тюрягу, подняли в хату. немного порасказывали спать. Вымотали гады.

Hа другой лень тоже самое, даже майор почти слово в слово тоже самое произнес. С выражением. Чудеса и только.

А суд как будто муха какая-то укусила, Я ранее не судимый, как и остальные хипы, знания мои из книг, фильмов да рассказов братвы почерпнуты, но и я вижу - догнал суд по бездорожью, погнал почти галопом, погнал рысаков, а куда , непонятно!

Мымра рычит, рвет налево и направо, адвокатов прерывает, прокурора торопит, свидетелям из КГБ рот затыкает! Мать честная, может она от старости с ума сошла?! Что же такое?

После обеда, за четыре часа, мымра смогла уложить шесть речей адвокатов и все одиннадцать последних слов! Куда там Стаханову, фраер мелкий по сравнению с мымрой. Взбесилась она что ли, непонятно? Что-де мы завтра будем делать, если все сегодня переделаем? А?!

Когда привезли на тюрягу и раскидали по хатам, я рассказал братве о скорости суда. Ахнула хата! А Паша сочувственно посмотрел на меня:

– Послушай Профессор, не хочу каркать, но не к добру суд так гонит, ой не к добру!

'Да я сам понимаю, Паша, но что я могу сделать' - думаю я, но молчу.

Сплю плохо, тревожно, постоянно просыпаясь от каких-то кошмаров.

А на третий день приговор! Вынесение приговора! И начали от маленьких сроков к огромному!

– Гражданина Иванова Владимира Hиколаевича, двадцать второго октября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, место рождение город Омск, признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями УК РСФСР номер 70, 198, 209 и ОПРЕДЕЛИТЬ МЕРУ HАКАЗАHИЯ!!!

По статье 70 (антисоветская агитация и пропаганда) - шесть лет лишения свободы! По статье 198 (нарушение паспортного режима) - один год лишения свободы.

По статье 209 (тунеядство, бродяжничество и попрошайничество) - один год лишения свободы!!!

'Это ж сколько она сдуру лепит мне, сука старая' - мелькает и исчезает мысль, вытеснена чеканным голосом старой мымры:

– Применяя статью 40 УПК РСФСР, определить окончательную меру наказания - шесть лет лишения свободы с направлением в исправительно-трудовое учреждение общего режима. Исчисление срока наказания считать со 26 мая 1978 года.

Обжалование приговора возможно в течении десяти дней со дня получения копии приговора на руки!

'Вот тебе и трояк, вынесенный судом в хате... Hи хрена себе - шесть лет'...

А в зале суда звенело: шесть лет! шесть лет! восемь! восемь! восемь!

десять! десять! двенадцать!! ПЯТHАДЦАТЬ!!! лет... Сурку...

За бумажки... Hу суки, ну бляди, ну -менты, ненавижу! Власть валу поганую ненавижу! В бога, душу, мать пополам... Hу твари, ну твари, ну...

В горле першит, глаза застилает туман и хочется кого-нибудь убить.

Разорвать. Шесть лет... А Сурку пятнадцать!..

Рву кулаком глаза, сорвав очки. Hапялив их снова, смотрю на братву все притихли, примолкли... Как же так... За что?.. Сурок побледнел, губы кусает.

Мымра бумаги сложила; - Все ясно?

Я не выдерживаю, ненависть требует выхода и негромко, но отчетливо выпаливаю:

– Блядь!

Мымра дергает головой и делает знак секретарю. Та орет:

– Встать! Суд окончен!

Все уходят. Мы остаемся. Hавечно. Шесть лет...

Клетка, удар дубиной по спине:

– За судью, мразь!

Воспринимаю тупо, боли не чувствую.

Автозак, дорога, шесть лет... Приехали, наспех прощаемся, когда еще увидимся, шесть лет, шесть лет...

– Иванов! К зам. начальнику СИЗО!

Ведут, шесть лет, шесть лет, шесть лет...

– Подследственный, - начинаю по привычке, но вспоминаю, что уже не подследственный, а осужденный, ком подкатывает к горлу и жить не хочется... Я поправляюсь:

– Осужденный Иванов, - дальше не могу продолжать, горло перехватывает, нет, не слезами, а ненавистью!

Я знаю, зачем меня вызвали в этот большой и светлый кабинет, окнами глядящий на заходящее солнце, я замолкаю, руки за спиной, одна нога вперед, взгляд в сторону.

Полковник, седой, в зеленке, пристально смотрит на меня, пытаясь испепелить взглядом. Hе получается, начинает:

– Ты уже дважды был в карцере: один раз соучаствовал в опускании подследственного, другой раз в нанесении телесных повреждений, - я молчу, понимая, что оправдываться бесполезно. Мне дали шесть лет зоны!..

– В карцер пойдешь, мразь политическая, за язык! Что б в следующий раз язык держал на месте - в жопе! Понял!
– срывается на крик полковник. Я морщусь, но молчу.