Шрифт:
– Наверное.
– Тогда переверни мясо. Оно уже горит.
– Ах, ты ж, черт!
Алиса стремительно развернулась к плите и стала поспешно переворачивать стейки с боку на бок.
– Осторожнее. Не обожгись, - предостерег он, разрезая огромный болгарский перец на идеальные, как под линейку ломтики.
– Спасибо, папочка. Буду иметь в виду, - закатила глаза Алиса.
Нет, все же удивительно, как быстро у нее менялось настроение. Алису буквально швыряло из стороны в сторону. От смущения до дерзкой игривости, от абсолютной замкнутости до какой-то совершенно непосредственной детской открытости.
– Если ты продолжишь дерзить мне в том же духе, я тебе наглядно продемонстрирую, как далеки от отцовских мои к тебе чувства.
– Слова-слова…
Ну, вот! А он о чем? Ну, прелесть же… Прелесть! Бросает ему вызов, несмотря на то, что румянец добрался уже, кажется, до пальчиков ног. Красивых, аккуратных маленьких пальчиков.
Нужно будет уделить им больше внимания в следующий раз… Возможно, у него даже получится. Ну, ведь должен к нему вернуться контроль? Когда-то…
Руслан закончил возиться с салатом, выложил на тарелки. В четыре руки они накрыли стол стол. Алиса опустилась на стул, а Рус зачем-то отошел. А потом в комнате тихонько зазвучала знакомая мелодия.
– Ты запомнил, что мне нравится Билли Айлиш.
– Это она? Хм… Да я просто включил то, что первым попалось.
Ложь. Он, когда ее в тот день выставил, серьезно так пересмотрел свои музыкальные вкусы. Добавил в плейлист самые популярные треки этой самой Билли Айлиш и слушал её до ночи. Зачем? Да хрен его знает. Наверное, чтобы обнаружить пределы разделяющей их пропасти. И напомнить себе обо всех тех десятках причин, по которым не нужно ему было в это все ввязываться. За ту ночь он выучил наизусть слова песен. Но только сейчас они обрели для него смысл. Стали понятны…
«Мое сердце хрупкое, как стекло…»1 Так в ней поется?
Насколько хрупкое ее сердце? Дьявол все забери… Насколько?!
Он уже готов был спросить об этом, наплевав на собственное же желание не портить вечер. Но Алиса его перебила. Сунула в рот кусочек стейка и так, с набитым ртом, пробормотала:
– У меня тоже для тебя кое-что есть!
Алиса потянулась к своему телефону, сиротливо валяющемуся на краю стола. Нажала пальцем на иконку приложения Apple Music и, быстро пролистав список едва ли не в самый конец, нажала на «плей».
«Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти, ни дна.
Я прощаюсь с тобой…»
– Серьезно? ДДТ в плей-листе у девушки… кстати, напомни мне, сколько тебе? – старательно скрывая, царапающую изнутри тревогу, спросил Рус.
– Девятнадцать. Двадцать скоро, – улыбнулась Алиса, покачиваясь в такт словам «Это все, что останется после меня»… - А тебе?
– Тридцать шесть.
– Правда? Я думала больше.
– Я так плохо выгляжу? – вздернув бровь, поинтересовался Белый.
– Нет! – захохотала Алиса, - просто, слушая всякие байки о тебе, я думала, ты уже такой… старичок с благородными сединами.
– Это кто ж тебе эти байки рассказывал? Лизка?
– Ага! Ой, мне уже, наверное, и правда пора!
Алиса вскочила и, чуть пошатнувшись, ухватилась за край стола. Белый тут же взлетел со своего места. Поддерживая.
– Что-то не так? Тебе плохо?
– Да просто встала резко. Вот и закружилась голова, – отмахнулась Алиса. Руслан просканировал ее лицо тревожным взглядом. Выглядела она хорошо. Может, и правда ничего страшного. Но лучше быть ко всему готовым…
– Ладно. Одевайся. Я тебя отвезу.
– Спасибо.
Расставаться не хотелось категорически. Удивительно, как быстро он привык к ее присутствию в доме. Но с этим Руслан решил разобраться позже. В смысле, с тем, чтобы не расставаться. А пока ему нужно было поговорить с мамой. Та – врач. И наверняка подскажет ему что-то толковое.
– Ну, я пойду??
– Я провожу…
– До подъезда? Ты, должно быть, шутишь!
Руслан открыл рот, чтобы возразить. Но возмущенный, наполненный горечью взгляд Алисы заставил его заткнуться.
– Ладно. Просто позвони мне, когда поднимешься.
Он видел, что она тоже хотел ему возразить. И тоже уступила в последний момент. Кивнула. Улыбнулась слабо и вышла из машины.
8.
Родители так и жили в доме, где прошло их с братом детство. С тех пор здесь мало что изменилось. Только деревья вымахали, да кусты сирени зачем-то выкорчевали, заменив их другими, низкими, образующими непроницаемую живую изгородь вдоль дорожек.
Открыл отец. Удивленно вскинул черные даже теперь брови.