— Вы так увлеклись танцем что, забыли мне помочь с нотами. — сделал мне замечание Волуар. Но почему в голосе я не слышу упреков, а только тепло.

— Простите граф, ваша игра была восхитительной. Я не смогла удержаться и ноги сами понесли меня в пляс. Я так кружилась только на своей свадьбе…..- правда неприятно кольнула. "А ведь действительно, танцевала в последний раз на родине. С Гансом." Настроение упорхнуло в приоткрытое окно. А между мной и Волуаром повисло тяжелое молчание. Откашлявшись мужчина встал с лавочки и жестом указал на двери.

— Думаю, на сегодня хватит неловкостей. Я благодарен вам за оказанную честь лицезреть ваши танцы. Вы придете завтра послушать мою игру, после ужина? — спросил Жерар уже у приоткрытой двери. Кивнув согласно сделала книксен, вышла в коридор. Там меня ждали Лола и Мира. Все вместе мы пошли в мою спальню.

На следующий день ко мне привели лекаря с Монпелье.

Ситроян Ланге, родом из Пруссии, был низким полноватым оборотнем. Осмотрев меня, задавал вопросы, в присутствие Жерара, сделал заключение о моем общем состоянии. По мнению доктора, ребенок должен, родится в начале ноября.

А дальше был настоящий кошмар из списка запретов. Что бы все усвоить, мне проще было запомнить, что можно. А этого было немного. Много есть, лежать, и раз в день гулять на улице. Были запрещены верховые прогулки, танцы, бег. А еще никакого стресса. Любой всплеск эмоций мог плохо сказаться на ребенке.

Слушать суеверные запреты я не хотела и попросила всех покинуть спальню. Дальше мне принесли целый поднос еды, и это все было полностью мясное. Вырезка, потроха, запечённая кровь. Приступ тошноты подкатил к горлу, как только я вдохнула запах этих яств. Развернув Лолу и Поля в сторону выхода, открыла окно на проветривание. В тот день я так и не поела. Были попытки накормить меня, но все они потерпели крах. Дальше Волуар постарался до меня донести нужность "сбалансированного питания", а я только заявила о желание съесть безе с чаем.

Благодаря общему диалогу мы подкорректировали моё питание. Начинала трапезу десертом, дальше могла есть все, что предлагал Поль, и заканчивала трапезу десертом. Только в таком порядке. Прогулки на воздухе я совершала дважды в день. В стенах поместья было тесно, хотелось больше свободы в движениях и пространстве. А после ужина Жерар музицировал для меня. В течение дня мы могли, не пересекутся, но вечера проводили вместе. За ужином мужчина всегда интересовался моим самочувствием и предлагал новые композиции для игры на фортепьяно.

Что меня радовало, это наряды. Их почти не поменяли. Благодаря моде на греческий силуэт, платья были свободны в талиях. Ничего не сковывало моих движений, и скрывало первые признаки моего интересного положения.

От жителей поместья невозможно было утаить информацию, но Жерар запретил распространять новости дальше, за пределы дома Волуара.

Спокойную размеренность майских дней омрачила одна деталь. Ревность графа Монпелье. Вот не было ее больше 3 месяцев и в один миг я "любуюсь" алыми глазами волка и слушаю рычанье зверя на окружающих. В обморок мне не дали свалится, но на земле я посидела.

Волк тогда проходил со мной несколько дней. Кидался на каждого несчастного. Мире с Лолой тоже не позволил приближаться. Горничные только смогли мне объяснить странно пугающее поведение графа. У мужчин их природы нормально чувствовать ревность, когда их женщина находится в ожидание ребенка. Кто-то начинает ревновать в начале срока, кто-то уже ближе к родам. Надо дать им время и этот синдром ревнивца сходит на нет. Я честно старалась понять, очень старалась. Постоянные ограничения, нелегко мне давались, а тут еще это.

Когда волк кинулся на несчастного, проходившего мимо, садовника я не выдержала, и начала кидать в зверя, всем что было под руками. Ох, как я кричала тогда. Какими словами я только не называла графа. А дальше театрально свалилась в обморок. Благо показательные мамины выступления я хорошо запомнила. Очнулась в постели, у ног лежал волчара. Щенячьими глазами он смотрел на меня, а я еще больше раздражалась. Пинками я выталкивала Волуара с комнаты, обещав шерсть повыдергивать ему, если еще раз кинется на несчастных подчиненных. Дулась долго, несколько дней позволяла только кормить себя.

В полном одиночестве, меряя шагами комнату, я непроизвольно переставляла предметы. Одну греческую вазу я выставила за двери, а когда Мира с немым вопросом указала на двери, сообщила что она меня нервирует. Понятливо кивнув, горничная уточнила, что еще меня тревожит. Дальше в коридор были вынесены покрывала, занавески и маленькие подушечки с бахромой. Тем же вечером получила записку от Волуара на ужин с предложением обустроить комнату для ребенка. Донос чистой воды. Даже злится, сил не было, руки чесались все менять. За трапезой мы впервые нашли общую тему, помимо моего самочувствия. Обсуждая дизайн комнаты, необходимые мебели и разные мелочи я смогла смягчить свой гнев на оборотня.