Закончив протокольные дела и не обнаружив ни Степаныча, ни врача, Артем приказал опечатать квартиру и, прыгая через ступеньки, спустился к подъезду. Реанимационная машина уже уехала, увозя Марью Николаевну, а ее супруга грузили в разбитую машину скорой помощи, обе левые двери были искорежены и заблокированы.

– Это что за твою мать?! – вырвалось у Соболева.

Водитель, крепкий мужчина лет пятидесяти, поделился невеселой историей:

– Ехали по проспекту, какой-то поганец выскочил на зеленый и впечатался нам в бочину. Хорошо, что его до этого вздрючило, он в нас по косой залетел, а то бы Надежду Алексеевну отпевать можно было, удар как раз на нее пришелся. Малой наш, фельдшер, наверное, руку сломал, а у Надьки точно сотрясение, кто бы ее заставил на больничный уйти. Пока я полицию вызывал, она взяла чемодан и ведь пошла на вызов, говорит: «Это мои соседи, я должна помочь».

Соболев слушал внимательно, рассказ многое объяснял в поведении врача. Непонятное ощущение беспокойства притупило голод. Он огляделся. Серая пятиэтажка, двор, как часто бывает в старых районах, густо засажен тополями и березами и большая детская площадка нового образца, которая была ярким украшением.

– В каком подъезде она живет?

Водитель пожал плечами и указал рукой на другой конец дома:

– Во втором, кажется, я с той улицы, возле арки ее встречаю и высаживаю там же…

– Вас Сергей зовут, вы с утра на дежурстве?

– Какое теперь дежурство, сейчас постараюсь Надежду домой отправить, и будем решать, что с машиной делать.

Вместе с Соболевым они заглянули в салон через заднюю дверь.

Надя готовила пациента к перевозке, устанавливала капельницу, молоденький фельдшер сидел рядом, прижимая к себе сломанную конечность.

– Кажется, можем ехать. – Сергей протянул Артему руку, прощаясь.

Из-за разбитого стекла в машине было холодно, Надя зябко поежилась. Волосы, туго стянутые в хвост, выглядывали из-за воротника куртки, безразмерным чехлом висевшей на плечах, словно в коконе, пряча хрупкую фигурку.

Машина отъехала. Артем призвал всяческие проклятия на голову лихача, не соблюдающего правила, и, найдя глазами участкового, свистнул, чтобы тот подошел.

Сдерживая глухое раздражение на себя, он уже совершенно точно знал, что сегодня вечером будет в этом дворе.

Артема волновала эта женщина, и это ему совсем не нравилось. Все в ней должно было отталкивать. Ее стать, холодная красота, замужество, профессия, которую он ненавидел, но в первую очередь то, что уже второй час он пробивал все доступные базы в поисках сведений о ней. Телефоны, адреса проживания и работы, все это сухо и не удовлетворяло интереса, в этом смысле отчет участкового гораздо любопытней. Наличие безработного мужа-алкоголика объяснял ее вторую работу. Соседи не жаловались на скандалы, на буйный нрав Бориса только из глубокого уважения к Надежде, а вот то, что сама Зимина ни разу не обратилась к участковому, Артему было непонятно. Не похожа она на забитую женщину, молча терпящую оскорбления.

Телефон негромко звякнул, вырывая из плена раздумий. Сергей просил содействия в наказании виновника аварии. У фельдшера перелом, у Надежды – сотрясение.

– Сам знаешь, как бывает: заплатит штраф и за ремонт в рассрочку, а то, что Митька два месяца работать не сможет, и у Нади здоровья не вагон, это как?

Странная радость прокралась в сердце. Соболев сжал зубы и постучал кулаком по столу, боясь спугнуть неожиданную удачу. Оставляя номер водителю, он и не надеялся… нет, почему же, он именно надеялся ненавязчиво получать от него доверительную информацию.

– У вас же есть юрист, предоставите в суд больничные, счета. Или надо, чтобы он сел?

– Это не обязательно, достаточно будет моральной компенсации. Только Зимина на больничный идти отказывается.

– Хочешь, чтобы я ее уговорил?

– Боюсь, тут ты бессилен, завтра сам с главным поговорю. В семь пойду домой и ее заставлю, а то она и заночует здесь. А лихача этого наказать надо. У нас тут не Москва, торопиться было некуда.

Соболев закончил разговор и провел рукой по экрану.

– Москва. А ведь сегодня ровно год....

Дверь шумно распахнулась, впуская Левинского и Батенко. Веселость коллег не остановил тяжелый взгляд Артема; дурашливо переглядываясь, они поставили перед ним тарелку, накрытую сверху другой, достали хлеб и вилку:

– Персональный обед для самого занятого опера.

Только сейчас Артем вспомнил, что с утра так ничего и не поел.

Игорь снял верхнюю тарелку, под ней оказались котлеты и картофельное пюре.

– Мы ждем «спасибо» за нашу заботу, – напомнил Алексей.

– Спасибо Галочке, – Соболев сознательно провоцировал коллег, – знает, что я подлив не люблю.

– Нет, ну это наглость! Где это видано? – возмутился Игорь. – И какая Галочка? Они все одинаковые, в белых робах, в белых колпаках.

– Вот потому, что для тебя они все одинаковые, тебе так не везет. Ты не видишь в них женщин. Поэтому у тебя в компоте сплошные сухофрукты, а в супе одна картошка. – Соболев с наслаждением вдохнул аппетитный запах.

Игорь задумался:

– Хорошо, почему у Лехи всегда полный боекомплект, хоть контрольное взвешивание проводи?