– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо, – ответила быстро, не задумываясь.

– Я хотел извиниться, что накричал на вас, не знал, что вы в аварию попали.

– А если бы знали, промолчали? – Она лукаво усмехнулась и, прикусив нижнюю губу, продолжала безучастно сверлить его взглядом.

Ее пронзающая отстраненность ранила в самое сердце, словно безусого юнца, его бросило в жар:

– Вам тяжело. Давайте я сумку подержу, – выговорил Соболев.

– У меня нет сумки, и я не собираюсь стоять до утра. Мне домой пора.

– Подождите. – Он грубо вцепился в плечи, удерживая ее. – Я хотел…

Резко оттолкнув его, она закончила фразу:

– Еще раз нагрубить и еще раз извиниться! Давайте на этом остановимся и расстанемся нейтрально. До свидания.

Минут через пять после того, как за ней закрылась дверь, к Артему вернулась его способность мыслить и анализировать, но он все равно не мог понять, каким чудом удержался на ногах и не провалился сквозь землю. Где его хваленое красноречие, легкость, юмор, где годами и опытом наработанная нарочитая небрежность? Так теперь будет всегда или только с ней? Холодная и неприступная, она как никто горячила кровь, заставляла сердце судорожно сжиматься от противоречивых, необъяснимых чувств.

Он дождался, когда погаснет свет в ее кухне, и ему очень хотелось верить, что из темноты она видит его сидящим на скамейке под ее окнами.

Отложив ручку, Батенко очень внимательно слушал Левинского, как и подобает слушать старшего по званию.

– Леха, ты хоть знал, что у него эти контейнеры были?

Тот отрицательно мотнул головой:

– Не знал, товарищ майор.

– Что ты мне «тащмайором» тыкаешь? Я, что ли, виноват, что сегодня совещание в управлении? – Игорь стряхнул невидимые пылинки с кителя. – Нет, ну каков гусь? Ведь почти год проработали вместе! И ни разу не проговорился. А я всегда удивлялся, что у него после дежурства рожа довольная. Сытая и довольная. Интересно, он давно этим занимается?

Батенко пожал плечами.

– Почему я-то до этого не додумался? Ладно ты, женатик, но я-то?

– Так ты совсем недавно еще был женат.

– Как будто мою жену волновали я и моя работа!

– Да ты не волнуйся, Игорь, у тебя все получится, – заверил Батенко.

– Костыль, может, ты?

– Нет. Соболев тебе поручил, но я буду рядом. Пойдем.

Возле столовой они остановились, Игорь поправил китель и взял из рук товарища пакет с пустыми контейнерами. Подойдя к раздатчице, протянул пакет и произнес заученную фразу:

– У капитана Соболева сегодня дежурство. Как всегда, пожалуйста.

Девушка оценивающе посмотрела на Левинского, отчего он смутился еще больше:

– Вы ведь Галина?

– Я-то Галина, – охотно согласилась девушка. – Только вам к Леночке. Лен! – крикнула она в пространство кухни. – Собери Теме контейнер!

Батенко уже расплачивался на кассе, а Левинский разглядывал паек Соболева:

– А что, у вас бефстроганов есть?

– Для Артемчика есть. Да и вам найдется, если хотите.

– Хочу. – Игорь отставил опостылевшую котлету. – Я вообще вкусно поесть люблю.

– Кто ж не любит, – согласилась Леночка.

– Вы и пирожков мне заверните, таких же, как и Соболеву. Я вечером перекушу, готовить-то некому, – пожаловался Игорь.

– А у тебя получается, – похвалил Алексей, когда они зашли в кабинет с пакетом продуктов. – Глядишь, и женишься на поварихе с легкой руки Соболева. Кстати, ты не знаешь, что у него случилось? Ходит как в воду опущенный.

– Вот это друг называется. Твой товарищ вторую неделю от любви неразделенной страдает, а ты только заметил.

– Кто посмел ему отказать?

– Если б знать. Могу только догадываться.

В своих предположениях Левинский окончательно утвердился, когда ничего не подозревающий Батенко докладывал о нападении на бригаду скорой. Соболев дернулся, как от удара хлыста, глаза бешено сверкнули, скулы заходили ходуном. Игорь поторопил медлительного Алексея, опасаясь, что к тому времени, когда он дойдет до номера бригады и поведает, что и врач, и фельдшер, были мужчинами, другой сотрудник лопнет от перенапряжения.

***

Соболев не торопился подниматься в кабинет, в дежурке жизнь кипела, и никому не было дела до угрюмости капитана. Только что вытащили из петли молодого парня, в кармане записка: на трех страницах объяснение в любви некой Оле. Родители в трансе, соседи в шоке, кто такая Оля, никто не знает ни в колледже, ни во дворе. В записке никаких намеков на знакомство или общение. Объяснение одно: девчонка и знать не знала о своем воздыхателе, а он не торопился посвящать ее в свое большое, пламенное чувство. Переживал, мучился в одиночестве. Что же это за любовь такая, которая в могилу сводит? Любовь должна давать силы, стимул к жизни.