– Тогда что Вас беспокоит?

Паллад бросил быстрый взгляд на Шему и нехотя ответил.

– Для начала нам нужно выбраться отсюда. Чтобы спуститься в долину Думхерг, придется либо вернуться к месту последней стычки, либо идти на перевал Рива. А он вряд ли будет свободен. Нам придется прорываться с боем.

– Необязательно, - возразила Шема, охотно возвращаясь к спору, который явно недавно выиграла, - Тебе рисковать не стоит, но я ведь тоже кое-что умею.

– Твои чары помогут, если там не будет магов. Не уверен, что Дрез позволит нам спокойно улизнуть.

– С каких это пор ты стал таким осторожным, Паллад? Я тебя не узнаю.

– А знала ли раньше?
– проворчал маг и тут же решительно добавил:

– Ладно, все равно других вариантов у нас нет. Идем к перевалу.

Возражать никто не стал.

К перевалу Рива мы подошли к вечеру. Смеркалось, холодный воздух был тих и прозрачен, издалека доносились сытные запахи готовящейся пищи и ароматы дыма. Тропинка огибала каменный монолит, нависающий сверху мрачным напоминанием о бренности бытия, петляла между деревьями и ныряла вниз, по огромным ступеням в голую каменную чашу с маленьким озером в центре, на берегах которого раскинулось небольшое поселение в десяток домов. Между домами сновали люди. В дальнем от нас краю чаши между двумя крутыми склонами холмов стояла внушительная каменная башня. Застава. Копошащиеся около нее люди были заняты ее укреплением - подвозили камни и толстые деревянные балки.

– А обойти это нам никак не удастся?
– с непонятным смешком спросил Лион, разглядывая яркий красный знак Ла-Ренейды на куртках вооруженных людей.

– Хорошо бы, но идти по южному ущелью без провожатого лучше не пытаться, - тихо ответил Паллад, - Пойду-ка я разузнаю, что к чему.

– А нам не помешает пройтись по поселку, - сказала Шема, снимая перевязь с мечом и передавая ее магу. На бедрах женщины тускло поблескивали ножны кинжалов, но кто посчитает их за оружие?
– Через час после того, как стемнеет встретимся у башни. Ты же не боишься прогуляться со мной, леди?

– Ей лучше остаться, - неодобрительно-резко перебил ее Паллад, - Там может быть опасно.

Обычно я не склонна к авантюрным поступкам. И безрассудству предпочитаю трезвый расчет. Но в этот раз здравый смысл оказался в меньшинстве. Не знаю, что меня больше задело - снисходительное пренебрежение Шемы или убежденность Паллада в моей неприспособленности.

– Не опаснее, чем оставаться здесь. Я еду, - высокомерно бросила я и без предупреждения послала лошадь в галоп. Из-под топота копыт до меня донеслось приглушенное витиеватое ругательство, но обращать на эту досадную мелочь я не стала.

– Эй, красотка, куда путь держим?
– дюжий молодец железной хваткой вцепился в поводья и лошадь подо мной встала как вкопанная. У молодца были подозрительные мутноватые глазки, упрятанные в дряблые мешки, рыжеватая щетина, к которой приклеился кусочек яичного желтка, и толстые губы, из которых явственно несло перегаром.

– Да мы с сестрицей решили в Думхерг податься, к родственникам, - насмешливо-скучающе ответила из-за моей спины Шема, поигрывая плеткой, - Сиротки мы бедные, без крова остались.

– Сиротки, - понимающе осклабился воин, демонстрируя знатную щербину в зубах, - Некому защитить вас, бедных...

– И в горле что-то пересохло с дороги, - наклонилась вперед Шема, - не подскажешь, дружок, где тут его можно промочить?

– Для тебя - что угодно, - еще шире разулыбался детина и зашагал вперед, ведя лошадь Шемы под уздцы, - Посидим, покалякаем... А то и... непросто покалякаем...

Короткая сельская улица в десяток домов была донельзя грязной и исхоженной, сотни ног и копыт взбили оттаявшую землю в хлюпающую темными брызгами кашу. Несмотря на спустившиеся сумерки, людей на улице поуменьшилось мало. Здесь и там мелькали уродливые красные значки Ла-Ренейды - молния в круге, а испуганно опущенный взгляд и явное стремление поскорее спрятаться выдавали редких местных жителей. Очень редких. Захватчики чувствовали себя как дома и ни в чем себе не отказывали, но развлечений в этом краю было явно маловато. Голодно-жаждущие взгляды, с которыми нас провожали встречные мужчины, заставляли меня пожалеть об опрометчивости решения поехать сюда, но, как оказалось, выбор провожатого мы сделали верный: громила, столь любезно согласившийся проводить нас до трактира, дарил такие свирепые взгляды своим соплеменникам, что никто не рискнул ему перечить и отбивать законную добычу.

Да, я скромно опускала глаза, но не из-за мужских взглядов. Ренейды. Долгое время я раздумывала, что почувствую, увидя их. Страх или гнев? Бегство из Шела, совсем не героическое, даже позорное, как ни больно мне это признать, скрытное, будто не были мы хозяевами этой страны, нападение орущих от радости ренейдов, отчаяние отца, осознающего свою неспособность меня защитить, его дикая ярость, один за одним падающие гвардейцы, раны, алыми цветами распускающиеся на одежде, бессилие отца, его боль... Вот что вставало перед моим внутренним взором, когда я думала о ренейдах. Я их боялась, как боятся страшных воспоминаний, и ненавидела, но увидеть то, что ненавидишь воочию, совсем не то, что думать об этом на расстоянии.

Ренейды уничтожали Лакит, убивали и насиловали ее жителей, разоряли его добро. Я была больна страданием за каждого обиженного человека, я сочувствовала каждому униженному, я жаждала помочь каждому страдающему. Но в действительности моя ненависть рождалась из моих собственных воспоминаний. Из унижения, прочувствованного мной самой. Из боли, рожденной в моем собственном сердце.

Когда мы впервые столкнулись с Шемой, там тоже были ренейды, но они были повержены, почти добиты, жалки и незначительны. Нет, я только потом осознала, что это ренейды, те самые ненавидимые мною ренейды.