— Ты меня пытаешься убедить или себя?

О, Великие, как же он сильно меня раздражает.

— Оставь меня в покое, Валкот. По-хорошему прошу.

— Не могу, — ответил тот, продолжая буравить странным, опасным взглядом.

Но меня не проняло. Даже наоборот. Я вдруг успокоилась.

— Можешь. Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Ребенка, у которого забрали ненужную игрушку. Только я человек. Живой. И играть собой не позволю.

— Ты думаешь, что я играю? — спросил он неожиданно тихо.

— Я думаю, что это нечестно. Сам посуди. Я совершенно тебя не интересовала шесть лет назад, а сейчас вдруг воспылал чувствами. Тебе самому не кажется это смешным?

— Поверь, мне сейчас не до смеха.

— Алисет. — Я впервые обратилась к нему по имени. Специально, хотя видят Великие, это было тяжело. Слишком интимно, слишком болезненно. — Не знаю, что ты там себе придумал, но нет.

— Что нет?

— Я не то, что тебе нужно. Ох, брось. Я отлично тебя знаю. Ты же джентльмен до кончиков пальцев. Интрижка с сестрой лучшего друга не для тебя. Ты уже видишь меня почтенной матроной, которая будет воспитывать твою дочь и рожать сыновей. Так ведь?

Промолчал, прищурившись.

Опасная тема, но и остановиться не могла. Лучше сейчас все выяснить, чем потом страдать.

— Думаешь, этим окажешь мне честь, вернешь в общество? Ошибаешься. Я не останусь в Сангориа. Доставлю принцессу и вернусь на Террико. Здесь я живая, здесь настоящая. Мне не нужен муж… мне не нужен ты.

Жестко и даже жестоко. Но иначе нельзя.

Это как нарыв. Лучше разом, полоснуть ножом и выпустить этот гной, сжирающий нас изнутри, чем медленно сгорать.

— Закончила?

В голосе зазвучали металлические нотки, заставившие поежиться.

— Мы взрослые люди, и ты сам хотел честности. Ты ее получил.

— Значит, ты уверена, что знаешь меня?

Ох, что-то мне не нравится этот вопрос и блеск в глазах.

— Да.

Я действительно была уверена, что знаю старого доброго Валкота. Джентльмена и хладнокровного аристократа, не способного на сильные эмоции, на безумства.

Ошиблась.

Потому что совершенно не была готова к тому, что он вдруг окажется рядом, схватит за шею, не давая дернуться и поцелует.

Он ведь ни разу меня не целовал, те целомудренные поцелуйчики в руку не в счет. А тут вдруг такое.

Первое время я даже не поверила в то, что происходит. Этого просто не могло быть.

Его губы, язык, скользнувший по губам, коснувшийся неба. Растерянность, а следом за ней томление и легкая истома. Захват, сменившийся прикосновением и поглаживанием неожиданно шершавых пальцев за ушком.

Это было приятно. В груди сладко заныло. Наверное, именно это заставило очнуться.

Дернулась, попыталась вырваться. Но снова захват на шее, не дающий двинуться. А бить искрой его не хотелось. По крайней мере, пока.

Я замерла, услышав его голос у ушка.

— Тебе лучше не знать, что я хотел с ним сделать вчера… одна мысль о том, что происходило за закрытыми дверьми. Может, это и эгоистично, Одетт, глупо и болезненно для нас обоих. Но я хочу тебя… Очень хочу. Не сестру Дерека, о твоем брате я сейчас думаю в последнюю очередь, а тебя. Ты сама сказала, что мы взрослые люди и можем говорить открыто. Я хочу тебя… всю… в моей кровати… полностью обнаженную… сгорающую от желания. Хочу тебя.

Мне все-таки удалось оттолкнуть его.

Отступить, тяжело дыша.

— Хочешь? — прохрипела едва слышно, вытирая губы. — Возможно. Я могу вызвать желание. Мне говорили об этом. И не раз! Но с чего ты взял, что я хочу того же?

— Твое тело говорит об этом. Я же вижу.

Великие, я совсем его не знала. Совершенно. Этого мужчину с растрепанными волосами, пряди которых падали на лоб, с блестящими, будто воспаленными глазами и хриплым голосом.

— Тело, но не разум. Это ничего не меняет. Я осталась при своем мнении. Ничего не изменилось. Поэтому говорю вновь: оставь меня в покое.

— И что дальше? Так и будем прятаться по углам?

— А разве я прячусь? Видишь. — Я развела руки в стороны. — Я сама пришла к тебе. Разговариваю.

— Снова бежишь, Одетт?

— Стою, — раздраженно фыркнула в ответ. — Взрослые люди могут держать свои желания в узде. А желание — это не та причина, из-за которой я готова впустить тебя в свою постель.

— И какой же должна быть причина?

Вот пристал-то! Нет такой причины!

— Неужели так хочется сделать меня своей любовницей?