— Да, понимаю. На самом деле, я только что закончила работу, минут пятнадцать назад. — Сьюзен подождала, пока микроволновка отключится, и отхлебнула дымящуюся горькую жидкость. — Садись, мам. Это может занять несколько минут. Поскольку я не хочу повторяться, я могу либо разбудить Эмму, либо ты можешь передать ей эту информацию, когда захочешь.

— Эмма проснулась, — сказала ее сестра своим визгливым голосом, входя в кухню, запахивая плюшевый халат. — Почему ты здесь? Ты пришла поплакать нам о своем уголовнике?

— Вообще-то нет, тем более что он не преступник, но я рада, что ты проснулась. Посиди с нами минутку. — Сьюзен позволила оскорблениям сестры слететь с нее так, как она никогда не могла в прошлом. Она скользнула в кресло напротив матери и не пропустила, как Эмма подтащила стул между ними к матери, как можно дальше от Сьюзен. Ее сестра была таким ребенком.

— Что такого важного, что ты приходишь сюда в любое время ночи и нарушаешь наш распорядок? — рявкнула ее мать.

Сьюзен подняла бровь.

— Твой распорядок? Ты имеешь в виду тот, где ты часами сидишь и смотришь телевизор, пока Эмма спит после своего позорного замужества? У меня тоже есть распорядок. Я встаю, иду в колледж, учусь и работаю. Кроме того, в промежутке я навещала папу в больнице, хоть что-то, что я едва успеваю сделать и во что все еще ухитряюсь вписаться. Поскольку у вас нет работы или учебы, как вы можете не встречаться с ним?

— О, дорогая, я не могу смотреть, как он умирает, — захныкала мать, обмахиваясь веером, словно пытаясь сдержать слезы. — Это слишком больно видеть.

— Да, это очень больно, и единственное, что реально снимает боль - любовь к своей семье. Но я забыла, это все не о тебе. — Сьюзен не могла поверить, что разговаривает с матерью таким тоном, но она устала слушать невротическое хныканье эгоцентричной больной.

— У мамы были проблемы, и ты это знаешь, — защищалась Эмма, обнимая рукой кресло пожилой женщины.

— Ладно, допустим, я куплюсь на это. А ты? Почему ты не навещаешь папу?

Лицо Эммы исказилось от отвращения.

— Почему ты так уверена в своей правоте? Что дает тебе право приходить сюда и ругать нас за то, как мы ведем себя? Как будто ты намного лучше! Разыгрывать, проводить время с этой грязью.

— Этот "мерзавец" — человек, который поможет мне убедиться в том, что последние дни папы прошли спокойно, чего я не могу сказать о вас двоих. Потому что вы двое не можете тратить несколько минут в день, чтобы оторвать свои ленивые задницы и дать папе немного любви и заботы, у него пролежни, он не ел и похудел. Но это изменится, потому что эта "грязь" помогла мне организовать частный уход, пока папа не выздоровеет.

Эмма хлопнула ладонями по столу.

— Что дает тебе право принимать решения, не посоветовавшись с нами?

Сьюзен передразнила сестру, стоя и опираясь на ладони, когда наклонилась к двум женщинам, которых ей было стыдно называть своей семьей.

— Что дает мне право, так это то, что я его дочь и, очевидно, единственная, кто не хочет, чтобы он страдал. Вы двое так озабочены тем, как ему больно, что вам все равно, больно ему или нет, если вы не свидетели этого. Я этого не потерплю.

Она выпрямилась и скрестила руки на груди.

— Я долгое время была за пределами семьи, и, возможно, просила, чтобы меня избегали, но теперь я собираюсь исправить свои ошибки, и вы двое можете жить своими печальными оправданиями для жизней. Завтра утром папу перевезут из больницы туда, где ему будет удобно, и за ним будет ухаживать медсестра. Не то, чтобы вы двое беспокоились, но если вы хотите увидеть его, вам придется связаться с Джимом или со мной, так как только у нас есть ключи. Как только он уйдет, я покончу с вами. Я не могу позволить себе тратить силы на отношения с людьми, которые ничего не дают мне взамен.

— Как ты за это платишь? – требовательно спросила ее мать. — Вы используете его страховку или Пенсионный фонд?

Сьюзен недоверчиво уставилась на нее.

— И это все, о чем ты можешь думать? Деньги? К твоему сведению, мама, я не взяла ни пенни ни у кого, кроме себя. Не волнуйтесь, откуда берутся деньги. Я не собираюсь тратить твои драгоценные деньги, которые сделают тебя такой счастливой, когда твой муж, наконец, обратится в прах.

Эмма стояла, сжав руки в кулаки.

— Как ты смеешь так с ней разговаривать? По крайней мере, она любила папу. Тебе было все равно! Вам было стыдно за него.

— И я помирилась с ним! – ответила Сьюзен. Затем она тихо прошипела: — А я не одна, кто его убил. Я не давала ему спиртного, когда он уже был болен. Но, черт возьми, я уверена, что буду тем, кто будет там, когда он сделает свой последний вдох, потому что я должна ему это. — Сьюзен двинулась вперед, остановившись в нескольких дюймах от лица сестры, и наслаждалась тем, как Эмма съежилась под ее взглядом. — Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты бросишь своего лживого мужа, пока не поздно, получишь образование и сделаешь что-нибудь для себя. Не следуй примеру женщины, которая едва может завязать шнурки на собственных ботинках, и не тратьте время на вещи, о которых вы пожалеете. — Она повернулась к матери. — Что касается тебя, мне бы хотелось думать, что надежда еще есть, но я обманываю себя. Если ты действительно любишь папу, то найдешь хотя бы пять минут, чтобы попрощаться. И не откладывай, потому что у него осталось не так много времени. — Она обошла Эмму и крикнула через плечо: — Ты знаешь, как добраться до меня. Завтра я напишу тебе номер Джима, если буду на работе, или ты просто не захочешь меня видеть.