Для уборки урожая я уже особого выигрыша от изобретательности работников не ждал, тут за века и тысячелетия всё давно обсосано — ну, разве только этот парень придумает ещё какую-нибудь кружку с крышкой на палке вроде той, что мой дед применял при сборе яблок, а так — вряд ли. Но впереди работы серьёзные и для людей непривычные, и должный творческий настрой следует выработать у них загодя. С соломой ведь отлично придумали.

Собственно, уборка соломы жаткой, для чего её просто опустили пониже, была моим личным бзиком — мне не понравилась практика её сжигания на корню. Это, можно сказать, облегчённый вариант подсечно-огневого земледелия, когда почва удобряется золой, но при этом из неё выжигается органика. Как раз этот способ хозяйствования, вкупе с перевыпасом скота на одних и тех же пастбищах, и сделал Сахару такой, какой мы её знаем. Но произошло это, конечно, за века, а не за десятилетия или годы. За те полвека, по истечении которых эти земли уж точно не будут принадлежать ни мне, ни моим потомкам — я-то ведь знаю, что тут будет происходить через пятьдесят лет, и дожидаться этого не стану — здешняя земля ещё не опустынится. Это сделают только римляне с их куда более интенсивным землепользованием. Но меня чисто психологически давит жаба. В Киргизии, где я начинал служить срочную, опавшие сухие листья с земли сметали и сжигали. Собственно, так делалось всегда и везде, но ведь Средняя Азия — засушливый регион с тонюсеньким слоем плодородной почвы, и там лишать её органики — экологическое преступление. Сами собственными руками творили пустыню! То же самое будет и здесь в наше время, и мне не хочется прикладывать к этому своих рук. Пусть римляне делают это сами и пеняют потом на себя, а моя совесть будет чиста. Вместо этого срезанную у самой земли солому сожгли на вымощенном камнем дворе, а золу снова разбросали по полям перед их вспашкой. Немножко лишней работы, зато устраняются все минусы от удобрения золой при сохранении всех плюсов. Отставание потом легко наверстали за счёт того, что пахали острыми лемехами, предварительно доработанными кузнецом. Даже вперёд вырвались, что позволило закончить начатое после окончания жатвы пересаживание кустарникового дуба из леса на межевые полосы виллы.

Первый рейс за дубовым кустарником я возглавил сам и прихватил с собой Мунни и пару рабынь с виллы, которых озадачил поиском шелкопряда — гусениц или коконов, что попадётся. Под руководством знавшей своё дело индогречанки помощницы быстро нашли и собрали на дубовых ветках десятка четыре гусениц нужного нам вида.

Этого было для начала достаточно, но Мунни захотелось их ещё кое в чём просветить. Кончилось это довольно неожиданно — отчаянным визгом одной из рабынь. Неожиданно в том плане, что баб я отобрал специально таких, которые насекомых не боялись. На этом-то одна из них и погорела. Когда "наставница" показала им скопление волосатых гусениц походного шелкопряда, эта дурёха вздумала взять одну рукой — ну и, конечно, "обожглась".

— Зато теперь будут знать, каких гусениц брать нельзя, — сообщила Мунни, — Меня и саму так учили.

По такому случаю я обговорил с ней то, о чём уже слыхал от Наташки. Рабыня подтвердила, что коконы походного шелкопряда для работы не годятся, поскольку ядовитые волоски остаются в них — и пряхе мучения, и ткачу, да и шёлк в итоге получается "жгучим", а кому такой нужен? Поэтому им всем на Косе родители с детства показывают походного шелкопряда и демонстрируют его полную непригодность. А то ведь соблазнительно — коконы все вместе, находить и собирать легко. Вот насчёт этой соблазнительности я и подумал, глядя на многочисленное копошащееся скопление. Потом, приглядевшись внимательнее, заметил одну гусеницу с краю, волоски которой были заметно короче, чем у соседних. Указал на неё индогречанке — та сказала, что всё равно длинноваты. Вот если бы были ещё покороче…

Я приказал ей соорудить самодельный пинцет из прутиков и собрать с десяток "короткостриженых". Один ведь хрен с фермой заморачиваюсь, так почему бы не поэкспериментировать заодно с выведением коротковолосой породы и этого "жгучего" шелкопряда? Не выйдет — так и хрен с ним, похерю, а если выйдет, так уход за такой породой и сбор коконов будет всяко удобен и малохлопотен по сравнению с "обычным". Потом, подумав, велел ей взять ещё столько же нормальных длинноволосых. Вспомнил, что наибольшей генетической изменчивостью обладают обычно самцы, и если взять только "мутантов", то велика вероятность, что все они как раз самцами и окажутся. Ну и как их тогда разводить? Добавлением обычных волосатых я обеспечивал практически гарантированное присутствие в отобранной партии хотя бы нескольких самок, а за счёт значительно большего процента коротковолосых в выборке можно было рассчитывать на значительное повышение их процента и в потомстве. В общем, поэкспериментируем…

С окончанием пахоты и сева удалось наконец заняться и фортификацией. За время ожидания, пока высвободятся люди, всё было уже обдумано и обговорено неоднократно. Да и будущий оборонительный периметр давно уже разметили. Начали, естественно, с рытья рва и насыпания извлечённого грунта в основу вала.

Сперва дело спорилось, но затем земля пошла каменистая — всё-таки предгорья Атласа. Зато извлекаемая глина и выворачиваемые камни заложили основу будущего запаса стройматериалов. Из глины параллельно начали готовить и саманные кирпичи.

А из просушенных кирпичей через недельку начали потихоньку и стену выкладывать. Тут дело даже при всём своём громадном объёме было, можно сказать, на мази — управляющий был в курсе моих планов и всю мелочную рутину решал сам, совещаясь со мной лишь по серьёзным вопросам.

А в нашей с Велией спальне уже вовсю шуршал вентилятор. Мне даже целиком его "изобретать" не пришлось. Пропеллер, ремённая передача с бечевой вместо ремня, да ветряк на вертикальной оси, работающий при любом направлении ветра — всё это напрашивалось само собой. Мешал лишь маленький пустячок — полное отсутствие идей, как это сделать из имеющихся материалов имеющимися инструментами.

Не знаю, сколько ещё дней я сушил бы над этим мозги, если бы не нашёлся тот, кто решил проблему чуть ли не играючи. Вышло же это дело так. Ещё в самые первые дни управляющий доложил мне, что прежний хозяин собирался продать старого раба. Прямо по Катону, млять! Не то, чтоб я был таким уж гуманистом-толстовцем, этот мир суров, а с волками жить — сам шерстью обрастёшь, но есть такой принцип — сказав "А", говори и "Б". Если уж я взялся за приведение в порядок морального климата на вилле в общем и целом, то и о подробностях не следует забывать. Ведь молодые рабы смотрят на то, как ты обходишься со старым и понимают, что и с ними в его годы обойдутся так же. Если люди видят хозяйскую заботу, так они и сами работают на совесть. Да и сколько там дали бы за начавшего дряхлеть старика? Озолотят меня эти гроши, что ли? Тем не менее, на физических работах толку от него было уже — почти как с козла молока, и с ним нужно было что-то решать. Поговорив со стариком, я узнал немало интересного.

Собственно, достаточно было уже и того, что старый сицилийский грек Диокл был одним из тех, кто строил эту виллу и знал её всю, как свои пять пальцев. Он же сделал и то водяное колесо, которое я видел ранее, использовавшееся для подачи воды из реки в оросительную систему виллы с помощью цепного насоса, аналогичного используемым в карфагенских многоэтажках. Нашёл он мне и сам насос, после чего мы починили колесо и восстановили механизм, избавившись от необходимости таскать воду амфорами. Но главное — после того как я, заинтересовавшись его технической подкованностью, пожелал узнать об её источнике, то выяснил, что Диокл — бывший раб самого Архимеда! И не домашний слуга, а раб-механик, собственными руками воплощавший в жизнь изобретения великого сиракузца. Строго говоря, он был не личным рабом Архимеда, а предоставленным в его распоряжение государственным, но какая на хрен разница? Когда я разговорил его — оказалось, что передо мной участник спуска на воду громадной "Сиракузии" — той самой, которую я видел в александрийском порту. Не обошлась без его рук и паровая пушка Архимеда — не та здоровенная, конечно, которая впоследствии обстреливала римский флот, а её первый прототип. Он много чего из архимедовских задумок делал собственными руками, этот Диокл. Проданный за какую-то провинность, о подробностях которой старик упорно помалкивал, незадолго до осады римлянами Сиракуз, он попал в Карфаген. Его новый хозяин-финикиец техникой абсолютно не интересовался, а интересовался лишь торговыми барышами, да сельской идиллией отдыха, так что прошлое нового раба его абсолютно не волновало. Строителем, носильщиком, землекопом и пахарем пришлось прозябать бывнему архимедовскому механику, и колесо с насосом — единственное, что ему было милостиво дозволено сделать по специальности. В общем, разобравшись с подноготной грека, я понял, что хрен я его кому продам, и не просите даже — самому пригодится. И, само собой, с этого момента больше он у меня ни на какие тупые работы не попадал, а получал от меня исключительно творческие задания.