Мы ожидали теперь капитального допроса с выматыванием из нас мелких исторических подробностей, в которых мы откровенно "плавали", но наш наниматель начал с "политинформации":

— На днях к Гасдрубалу Козлёнку тайно прибыл посланец от Масиниссы. О чём они говорили, мне выяснить не удалось, но вчера они оба отбыли в Рим на военной триреме. Представляете? Гасдрубал Козлёнок, этот несчастный трус, на сей раз не убоялся даже осенних штормов! Да ещё и выбрал плохо приспособленную к плаванию в шторм "длинную" трирему вместо гораздо более безопасной "круглой" гаулы. Его дела в Риме настолько не терпят отлагательства, что он пошёл на немалый риск ради быстроты. И если я хоть что-то понимаю в политике, то думаю, что вы правы насчёт Ганнибала. Вот из-за чего я вас вызвал для откровенной беседы гораздо раньше, чем собирался. Вас ведь именно это насторожило?

— Именно это, — кивнул я.

— У меня нет больше времени ждать — кажется, уже начинается то, что вы предвидели, и я не хочу быть застигнутым врасплох. Похоже, что новым вновь избранным суффетам из числа сторонников Баркидов так и не придётся поуправлять городом, а Рим потребует новых "правильных" выборов. Ну и наверняка выдачи самого Ганнибала заодно — его есть в чём обвинить. И ещё — Велия сказала мне, что в ваших разговорах мелькало имя Катона. Это Марк Порций Катон? Бывший претор Сардинии и ревнитель старинных римских добродетелей? Тогда у меня ещё одна неприятная новость. Он добивается консульства на предстоящий год и, скорее всего, будет избран. А вы, кажется, говорили, что на усмирение Испании он отправится как раз консулом?

— Совершенно верно, досточтимый, — мрачно подтвердил я, — Консулом и во главе консульской армии. И это не вместо, а в дополнение к двум преторам и их собственным армиям. Значит, уже на будущий год…

— Да, и я рад, что вовремя забрал оттуда семью. А теперь я хочу знать всё, что об этом известно вам. Рассказывайте!

— О Гадесе у нас сведений нет, и это хороший признак. Если бы римляне устроили там погром, это попало бы в известную нам историю. Поэтому, скорее всего, Гадесу ничего не грозит. Преторы будут подавлять местные мятежи, а сам Катон поведёт войну с кельтиберами. После того, как он отразит их вторжение, он поможет претору Дальней Испании подавить мятеж турдетан, — более подробно я не знал сам, так что тестю приходилось довольствоваться лишь самыми общими сведениями.

— Значит, турдетаны скоро снова восстанут? И чем кончится?

— Катон замирит провинцию, но после его возвращения в Рим там снова заполыхает, хотя уже и не с такой силой. Новый претор справится и сам. Турдетаны будут потом иногда восставать при вторжениях лузитан, но постепенно смирятся с римским господством.

— Ну, неудивительно! Лузитаны — "освободители" ещё те! Значит, Катон Бетику в основном усмирит?

— Да, после него там установится провинциальное управление.

— С налогами и полной римской властью над бывшими союзниками?

— Вроде этого. Но в основном доходы Рим будет получать не с населения деревень, а от железных и серебряных рудников.

— Значит, кордубские рудники мы тоже можем потерять?

— Вполне возможно, досточтимый. Если ты дозволишь, я бы осмелился посоветовать свернуть там дела и перенести их поближе к Гадесу.

— Там только старые тартесские ещё рудники, которые почти полностью выработаны. Добытый металл будет обходиться гораздо дороже, чем кордубский.

— А много ли тебе его нужно, досточтимый? — я хитро ухмыльнулся, напоминая о своей осведомлённости насчёт главного испанского товара Тарквиниев.

— Нужна ведь ещё и маскировка, — ухмыльнулся в ответ тесть.

— Олово досточтимый Волний и так покупает. Сильно ли стеснит его необходимость покупать и медь?

— Да не особо. Просто мы привыкли иметь свою медь и не зависеть от её поставщиков. Но если дела таковы — наверное, придётся менять привычки. Да, надо писать отцу…

О причинах, которые будут толкать турдетан на всё новые и новые мятежи, наш наниматель нас не только не спрашивал, но и сам нас просветил. Ещё в Испании нам объясняли, что ключевой фактор — чьим ставленником является очередной претор и чью политику он, соответственно, проводит. И получалось, что когда наместничает ставленник аристократической группировки Сципиона, не забывающий ни об интересах своего патрона и его друзей, ни о собственных, и всё это, само собой, за счёт управляемой им провинции — провинцию это устраивает, а мелкие эксцессы и конфликты вызывают мелкие, которые легко уладить. Иное дело, когда управляет представитель "народной" группировки, о собственном кошельке, возможно, и не забывающий, но для покровителей уж точно ничего с населения не дерущий. — вот тут-то и вспыхивают мятежи. Парадокс?

— Сципион знает страну и те пределы, которых не следует переступать, — объяснил Арунтий, — Его люди, конечно, берут и с населения, но знают меру, а в основном обогащаются за счёт занижения выработки рудников и за счёт военной добычи. Напала, скажем, на Бетику очередная разбойничья банда из Лузитании — туда тут же ответный поход, и там уж не церемонятся, а лузитаны понимают, что отвечают за своих хулиганов, как и положено по родовому обычаю. Заплатят сверх награбленного у них ещё и контрибуцию, выкупят пленников — и претору сципионовскому хорошо, и его войску, и турдетанам. А когда приходят "бессеребренники" вроде катоновских — начинают "пресекать злоупотребления" и "умиротворять" страну. А если страна умиротворена, то там Риму не союзники уже нужны, а подданные, с которых и дерут как с подданных. А в свою собственную пользу обирает турдетан очередной претор или в пользу "сената и народа Рима" — турдетанам-то какая разница?

В отличие от Юльки при давешней дискуссии, тесть не задавал глупых вопросов типа "как бы нам устранить Катона". Ему-то не нужно было разжёвывать, что не в зловредном сенаторе дело, а в стоящей за ним "народной" группировке, в которой таковы все. Одного долдона убери — следующий на его место придёт, а за ним длинная очередь выстроилась, и всех хрен уберёшь.

— В римском сенате идёт постоянная грызня, — просвещал он нас, — Аристократы Сципиона против "народников" Катона. Аристократы устанавливают с подвластными народами патронажно-клиентские отношения, а Катон и его единомышленники считают провинции собственностью римского государства и народа, с которыми, если этого требуют интересы Рима, можно делать всё, что угодно. Всё ради Рима, всё ради римского народа. И тогда любой римский гражданин, попав туда, ведёт себя как пуп земли, которому можно всё. Но разве на всех римлян напасёшься? Их же — как саранчи.